Рубрика: Статьи

В своём некрологе, написанному к 40-у дню по кончине Игумении Екатерины (Ефимовской), основательницы Леснинского Свято-Богородицкого монастыря в декабре 1925 года, мит. Антоний (Храповицкий) о почившей написал: «Старица эта была личностью историческою» , и вкратце изложил удивительный, многотрудный путь этой монахини-подвижницы из дворянского сословия, одной из первых женщин, получившей высшее образования в Российской империи, другом и сотрудницей многих из славянофилов 19-го века, пользовавшейся уважением И. С. Аксакова, В. С. Соловьева, собеседница И. С. Тургенева, сотрудница С. А. Рачинского, главного идеолога Русской церковно-приходской школы, и основоположителя православной педагогики. Мит. Антоний подчеркнул её ум и образованность: «Смолоду она отличалась огромной начитанностью и не только говорила на 4-х языках, но и сама печатала свои философские и моральные размышления.» , и восхищался тем, что всей этой деятельности графиня Ефимовская предпочла монашескую стезю, на которой трудилась «неустанно и благоуспешно, и не покидая поста и молитву»  , на гранницах Российской Империии «устроила очаг православия в самой гущи католичества»  служа народу, и особенно больным и детям-сиротам. Еще до революции неутомимая игумения устроила 3 подвория своего монастыря и способствовала открытию 5-и новых, многолюдных обителей. В «гостеприимной Сербии», как её назвал мит. Антоний, Матушка Екатерина смогла возродить сербское женское монашество, полностью исчезнувшего за долгий период турецкого, исламского ига, и ко времени её кончины в этом краю процветали 3 женских обителей, составленных из её родного Леснинского монастыря.

• 

• 

Мит. Антоний редко так почтительно и искренне хвалил женщину. тремившиийя почти с детства к монашеству, проведший юность в стеннах церковных учебных заведений, он мало общался с женщинами, и некоторые из его биографов открыто называют его женоневастником. Помимо рассказов о его благочестивой матери, Наталии Петровны Храповицкой, урожденной Вергиной, первой духовной наставницы мит. Антония, которая смогла воспитать своего Алёшу глубоко верующим и церковным юношей, а впоследствии трогательно пеклась о нём и его студентах, во всех воспоминаниях, написанных о нём, нигде не встречается ни имя, ни упоминание о женщине, которая была близка к Владыке Митрополиту, или была бы его духовным чадом. В своих подробных воспоминаниях о мит. Антонии Архим. Киприан (Керн) откровенно пишет: «Женский пол владыка не жаловал, отзывался о нем почти всегда недоброжелательно, иногда даже резко.»  Но для игумении Екатерины, и в некоторой степени для её подруги и сотаиницы, игумении Нины (Коссовской)  Владыка Антоний сделал исключение, заметив, что: «Две тысячи воспитаниц игумении Екатерины, монахинь и мирских, рассеяны по всей России, да и сама Россия загублена. Но зерна святой ревности о Боге, и о спасении души, и о Православной Церкви не заглушены в любящих серцах, из которых никогда не изгладится память о великой подвижнице веры и любви матушке Екатерины и ее достойной ученице и преемнице игумении Нине.»

• 

• 

Матушка Екатерина была на 13 лет старше мит. Антония, но они начали своё церковное служение пости одновременно. Мит. Антоний принял монашеский постриг в мае 1885 года, вскоре был рукоположен во иеродиакона и иеромонаха и стал преподовать в духовной академии. Игумения Екатерина уехала в село Лесну на Холмщине, где в 17-м веке явилась чудотворная икона Божией Матери, в октябре того же года и основала Свято-Богородицкий Леснинский монастырь. Монашеский постриг она приняла в 1889-м году, когда основанная ею община была утверждена как общежительный монастырь, а она сама возведена в сан игумении.

Первое звено, связывающее их духовные судьбы, был их общий знакомый, ближайший друг мит. Антония, и духовный наставник Матушки Екатерины, епископ Михаил (Грибановский) Таврический и Симферопольский. Епископ Михаил был глубоким знатоком Священного Писания и русской и зарубежной классической литературы, а также автором нескольких богословских трудов. Наибольшую известность получила его книга «Над Евангелием», многократно переиздававшаяся. Большая часть его научной деятельности была посвященна философиии. Вл. Антоний любил мудрость своего друга епископа Михаила сравнивать с мудростью «древняго Моисея», и говорил, что он «знал всю премудрость мира, что не было такого философа, которого он не изучил бы, и не было в Европе такой книги, направленной против Христовой веры, которую он не изследовал бы и не опроверг»  Впоследствии он его всегда вспоминал со слезами умиления.   

 По свидетельству мит. Евлогия (Георгиевского), близко знавшего Матушку Екатерину в первые годы существования Леснинской обители, когда он был благочинным монастырей Холмской епархии, Матушка познакомилась с будущем еписком Михаилом через переписку, возражая и споря с его взглядами на филосовские вопросы, затронутые в его статьях, в бытность его инспектором С. Петербургской Духовной академии.  Впоследствии он стал её духовником и навещал Матушку в Лесне. В ноябре 1886 года он писал «Ездил я много: был… в западной России: Холме, Беле (ближайший город к леснинскому монастырю) и Вильне…»  Через Матушку Екатерину он познакомился с её духовной дочерью, монахиней Анной (Потто) настоятельницей Вировской Пустыне, одного из Холмских монастырей основанных по примеру Леснинской обители, сохранились и его письма Леснинской монахине Иустине.

 Через Еп. Михаила состоялось первое личное знакомство мит. Антония и Игум. Екатерины. В 1886 году иером. Антоний (Храповицкий), после недоразумения с ректором С. Петербургской Духовной Академии, был переведён преподователем в семинарию в Холме, совсем близко от Лесны. В июне 1887 года еп. Михаил ему написал: «От души рад, что Вам понравилась мать Екатерина. Не шутите, она может много сделать, и нам нельзя её оставлять или пренебрегать. Всмотритесь, эта великая нравственная сила. Когда я прочитал Ваш хороштий отзыв о ней, я даже с радости изругался на Вас за Ваше долговременное упорство в этом отношении.

Можно сказать, что восприятия института монашества и понятия о монашеском аскетизме мит. Антония и игум. Екатерину сформировались непосредственно под влиянием еп. Михаила. Уже после смерти еп. Михаила, в своём надгробном слове, мит. Антоний констатировал, что принятие монашества Грибановским было поворотным событием в жизни С. Петербургской Духовной Академии, и, повидимому и в его собственной жизни. Это событие буквально встряхнуло Академию, ведь 17 лет не было студенческих постригов.  «Решение уважаемого всеми, лучшего, и, беспорно, разумнейшего товарища—говорил мит. Антоний—поколебало многосотенную толпу студентво. Оно восхитило и укрепило ближайших друзей его, стремившихся к тому же подвигу, расположило к нему и других юношей, прежде не думавших о нем… и (они) крепко задумались, и снова много раз задумывались над жизнью, когда лучший из них избрал жизнь самоотвержения и отрцания мира.»  Пытаясь честно и строго вести монашескую жизнь среди мира, преподовая в Академии и исполняя административные обязанности, еп. Михаил первым заговорил о двух разных путях монашества: созерцательном и деятельном, и онеобходимости сделать выбор. «Дел в том, что переживши во время путешествия (он совершил тогда паломничество по известным монастырям России и в Константинополь и Иерусалим) два пути духовной жизни старцев—путь созерцательный и путь деятельный, путь уединённой молитвы и путь открытой любви, путь Феофана (Затворника) и путь Оптинского старца Амвросия—я почувствовал, что мой путь последняго рода. Я увидел, что я должен на людях подчинять свою волю Богу, что только путёмт преодоления эгоизма в каждый миг моего общения с людьми я достигну того света любви, который сам собой забрызжет лучами соответствующей деятельности»  Впоследствии еп. Михаил не только возродил институт учёного монашества, но и стал основателем особого монашеского братсвтва в стенах Академии, некую, по ссловам мит. Антония «монашескую лигу», которая «составляет единое целое, некоторый союз, имеющий целью освобождать церковную жизнь от мертвящего её государственно-формального направления, … внося в неё дух христианских принципов…»  Эта «монашеская лига» навсегда осталась идеалом мит. Антонгия, и одна из его главных забот всегда была привлечение своих учеников к самоотверженному служению Церкви, и иноческое служение он всегда считал самым прямым выражением апостольского изречения: «се мы оставихом вся и в след Тебе идохом…» (Мф. 19:27) Он совершил более 70-и монашеских постригов, считая монашество самым естественным и и лучшим путём жизни для человека.

Матушка Екатерина также усвоила и в своей жизни воплотила мысли еп. Михаила о деятельном монашестве и служение людям. «Я нашел свой путь—он писал—определил его, и он оказался среди тех же людей, от которых я, было, бежал. Но я уже возратился не таким к ним, как уехал. Прежде я не знал, что с ними делать, теперь я узнал, что я должен любить. Прежде я или осуждал их или терялся среди них, подчиняясь течению, теперь я покойно мог жить и действовать по своим собственным мотивам любви во имя Христа. Для меня сделался ясным мой путь на людях.»  Матушка Екатерина призналась о себе, что она «стала монахиней скорей из любви к народу, чем к Богу»  и в своей статье «Монашество и христианский аскетизм» объяснила, что: «стороники старого монашества, являясь поборниками якобы «отеческих уставов», говорят, что монах не общественный деятель, ибо истинное монашество есть монашество созерцательное. По их мнению, монах должен чуждаться всякого столкновения с внешним миром и думать только о спасении души своей…мы, наоборот, утверждаем, что правильно понятое монашество не только представляет…наилучшую сферу для развития богословской мысли, но есть, несомненно, та именно форма жизни, которая может наиболее приспособить человека к общественной деятельности во всех ее отраслях, где нужен бескорыстный самоотверженный труд…Монашеский аскетизм вовсене есть узаконенное медленное самоубийство, как думают многие; напротив, это школа, в которой растет и крепнет дух и созидается непреклонная воля. Кто победил себя, тому ничто не страшно.»

Второй человек, который имел большое значения в духовной жизни и повлиял на деятельность мит. Антония и игум. Екатерины был известный Кронштадтский пастырь: о. Иоанн Сергиев. Со времени основания Леснинской обители Батюшка Иоанн Кронштадстчкий стал одним из самых щедрых жертвователей и благотворителей обители, побуждая своим состоятельных почитателей жертвовать на новый, деятельный, миссионерский монастырь деньги, утварь и даже недвижимость под подвория монастыря, и сам часто переправлял огромные суммы на содержание монастыря и его школ и приютов. Матушка Екатерина всегда старалась бывать у него в Кронштадте или встретится с ним в С. Петербурге когда бывала в столице по монастырским делам, и постоянно с ним переписывалась, прося совета как в духовных так и практических вопросах. В нём она встретила полное понимание своего стремления учредить новую, деятельную форму монашества. В 1899 году о. Иоанн посетил Лесну и лично благословил труды первых подвижниц деятельного монашества, подчеркнул значение их служения, нво многом похожее на его собственные богадельны, приюты, дома трудолюбия. Он предсказал расцвет обители и сравнил её с пчелинным ульем, из которого вылетят рои: множество новых обителей.

Мит. Антоний познакомился с Кронштадтским пастырем в годы своего преподования в Московской Духовной Академии. Еп. Михаил упоминает рассказ мит. Антония о служении о. Иоанна в академическом храме в письме от 30 апреля 1890 года.  В о. Иоанне молодой иеромонах Антоний (Храповицкий) увидел воплощение своего идеала пастыря, самотверженно, с любовью и состраданием служащего людям. Пойзже мит. Антоний, опять ссялаясь на еп. Михаила, писал об о. Иоанне так: «Разгадку этого дивного явления я получил от моего друга и школьного товарища… Преосвященного Михаила… он отозвался о Кронштадтском пастыре так: «это человек, который говорит Богу и людям только то, что говорит ему его сердце, и никогда в устах своих не прибавит сверх того, что имеет внутри своей души. Это есть высшая степень духовной правды, которая приближает человека к Богу.»   Именно с таким пониманием пастырского долга мит. Антоний впоследствии писал свои труды о пастырском богословии, и свои размышления и указания пастырям об исповеди. В «Воспоминаниях» Архим. Киприана (Керна)сохранилось описание исповеди у самого Мирополита: «…Эта исповедь была для меня очень знаменательна и памятна. В крестовой церкви Патриархии, на клиросе, в полумраке позднегго вечера стоял я перед митрополитом и почувствовал тогда всю замечательную пастырскую мудрость и большой духовнический опыт владыки. То, что впоследствии я книжно узнал из разных руководств.. да и из сочинений самого митрополита об исповеди, я тогда на деле ощутил… Владыка умел на деле показать, и дать почувствовать всю силу и глубину пастырской сострадательной любви, о которой он так замечательно писал и проповедовал. Чувствовалось совместное переживание греха не только грешником, но и самим духовником, вся боль стыда о содеянном, все раскаяние, вся непоправимость происшедшего. Без морализирования, без нотаций, без брезгливого отношения к грешнику, а с чувством глубокого сострадания, желания помочь и с умением дать надежду на выздоровление исповедовал мит. Антоний»  На старосте лет мит. Антоний мог себе позволить поиронизировать об о. Иоанне; Архимандрит Киприан (Керн) приводит его выражение: «А, уже кронштадтить начал…»  относящиеся к духовным лицам, прослывших молитвенниками или прозорливцами, но он скорее имел в виду неправильное понимание подвига о. Иоанна Кронштадтского, чем личность чтимого им пастыря, и было плодом его всегдашнему подозрительному отношению ко всякой духовной фальши, чрезмерной сентиментальности и ложной мистике. Мит. Антоний никак не отрицал духовные дары св. прав. Иоанна Кронштадтского, и на себе лично испытал силу его молитвы и дар целительства. Он писал: «Во время посещения моей ректорской квартиры о. Иоанном, я почувствовал острый пароксизм холерины со страшными болями и лихорадкой. У меня похолодели руки и ноги и начался болезненный трепет всего тела, а надо было ехать в Москву… Я уже было решил, что передвигаться в таком состоянии совершенно невозможно, но ко мне подошел о. Иоанн, взял меня за обе руки, погладил по плечу и сказал: «ничего, Бог даст пройдет и вы благополучно съездите в Москву». Действительно, как будто бы волшебным жезлом он прикоснулся к моему телу. Сразу же прекратились мучительные боли, сразу же согрелись руки и ноги и через какие-нибудь полтора часа мы вместе сели в вагон, отправились в Москву…»

 Вдохновленные такими замечательными наставниками и пастырями, мит. Антоний и игум. Екатерина оба стали известными, выдающиеся миссионерами и проповедниками православия: Вл. Антоний сперва в Уфе а затем на Волыне, а Матушка Екатерина в Холмщине.

Молодой Еп. Антоний правил уфимской епархией немного больше  1½ года, а на Волыне провел 12 лет, и приобрел широкую известность как «Антоний Волынский». В большой часте епархии православные были в меньшенстве, и несмотря на исконное благочестие этогог края, во многих местах чувствовалось сильное польское и латинское влияние. Архиеп. Антоний развел кипучию деятельность, вникая и преобразовывая все отрасли церковной жизни: улучшил духовное образование, учредив, помимо семинарии, курсы для псаломщиков и законоучителей, развёл миссиоенрскую деятельность, устраивая народные беседы и крестные ходы, состовляя, печатая и рапространяя множество журналов, брошюр и книг, возродил забытые богослужебные традиции и православное понятие о говении. При нём, под начальством новым настоятелем из его учеников, и с ведением общежительного устава, расцвела Почаевская Лавра, стала крупнейшим духовным центром края. Мит. Антоний позаботился о вынесении из под спуда и открыти мощей преп. Иова Почаевского и установил новое празднование перенесение его мощей 28 августа. Он сам сочинил службы преп. Иова и чудотворной Почаевской иконе Пресвятой Богородицы и сделал эти праздники поистине народными торжествами, которые собирали многотысяные толпы паломников. Его трудами был выстроен Троицкий храм, копия Троицкого собора Троице-Сергиевой Лавры, в протвовес главному храму Лавры, построенному в католическом стиле и смотревшему на запад. Помимо Лавры, в епархии открылись новые монастыри и скиты, мужские и женские.

• 

• 

В эти же годы, чуть севернее, процветал Леснинский монастырь Матушки Екатерины, также духовно пробуждая и просвещая край, где преобладало католичество и униатство. Мит. Евлогий так описал успехи игум. Екатерины: « Леснинский монастырь находился недалеко от г. Белы… С течением времени он стал, действительно, тем культурно-просветительским центром, который Матушка Екатерина задумала создать. Она основала приюты для сирот, школы для младшего, средняго и старшего возраста, высшее сельско-хозяйственное женское училище, церковно-учительскую школу. В школах ее обучалось до тысячи детей. Можно смело сказать, что весь народ холмский прошел через её приюты и школы, вся сельская интеллигенция: учителя, учительницы, волостные писаря, агрономы, псаломщики—в большинстве были ее воспитаники… В Леснинском монастыре создалась какая-то особая культурная атмосфера. Характерными его чертами были: разумный, неослабный труд и духовное воодушевление…»

Пожалуй больше всего внимания мит. Антоний и игумения Екатерина обращали на воспитание детей и молодежи и на народное образование. Как было сказано выше, Матушка Екатерина до монашества трудилась в образцовой школе основоположителя православной педагогики С. А. Рачинского, и учебные заведения своей обители организовывала по его принципам, Развивая их еще дальше. Если Рачинский счиал, что детей надо воспитывать и учить в церковно-приходских школах, на базе житий святых и церковно-славянских богослужебных текстах, то Матушка Екатерина подчеркивала, что это необходимо делать именно в монастырях, где дети будут воспитываться в наиболее православном, церковном духе. Этот подход к педагогике никак не отрицал науку или светскую литературу и культуру. Заметим, что именно Рачинский по образованию был ботаником, и первый перевел на русский язык труд Чарлза Дарвина «Происхождение видов». В своей статье о монашестве Матушка Екатерина ссылается на Данте и Шэкспира, Бетховена и Моцарта. Мит. Антоний также во главе всех церковно-приходских школ своей епархии поставил воодушевленного ученика Рачинского, священника Казанского, и первёл церковно-учительскую школу из города Житомира в Троицкий Дерманский монастырь, в церковную, усавную атмосферу. При нём число церковно-приходских школ возросло до 1,600, превышая почти вдвое среднее число школ в других епархиях.

• 

• 

Наука воспринималась обеими этим светлыми умами исключительно во свете Божием. Мит. Антоний писал о необходимости внести в церковную жизнь подлинный «дух христианскитх принципов, коими она руководствовалась до Константина Равноапостольного, тем самым сделать её доступной для восприятия в своё содержание данных науки и жизни…—не потому, конечно, чтобы наука выработала что-либо лучшее и высшее, чем христианская мораль, но потому, что нет и не будет на свете ничего доброго, что само собой не заключалось в Евангельском учении. Поэтому речь иджёт, конечно, не об улучшении последняго, а о возвращении ему того, что ему уже принадлежит.» В подобном духе Игумения Екатерина, одна из образованнейших женщин своего времени, ставила разум церковный выше всего: «Надо помнить, что Церковь есть установление божественное. И если что нам в её узаконениях порой кажется несообразным и бессмысленным, то убедимся, что вся вина тут в нашем близоруком и самомнящем непонимании. В божественном домостроительстве нет произвола и нет случайного. Всякий закон и всякая заповедь суть лишь указания прямого пути к достижению конечной цели мироздания—утверждения на земле Царствия Божия, т.е. полного воплощения божественной идеи в видимой форме, созданной для красоты, истины и бессмертия» И хотя оба этих церковных деятелей вошли в историю Русской Церкви как реформаторы, проводники новых идей и течений: Мит. Антоний в преображении духовных школ, в перевороте в православной богословской мысли, в вопросе о восстановления патриаршества, а Матушка Екатерина в желании восстановить древний церковный чин диаконисс, в насаждении женского деятельного, миссионерского монашества и в полном возрождении женского монашество в Сербской цекви, по сути они не создавали ничего нового, а призывали к восстановлению подлинного православного общества, стараясь, как было сказано выше, « о возвращении ему того, что ему уже принадлежит.»

Очень похожи Матушка Екатерина и Митрополит Антоний и в своём отношении к внутренней, духовной жизни. Решительно и ясно высказываясьпо вопросу о назначении монашества, Матушка Екатерина не менее определенно высказываласьпротив некоторых сторонспециальной техники монастырского душеспасения. «Побольше дела, и поменьше самолюбования, возни с собой. По делам нужно узнавать не только другого, но и себя. Ни к чему так не склонен человек, как к самолюбованию.»  Келейница Матушки Екатерины, с. Зинаида, рассказывал, что не за долго до кончины ей было откровение о Новом,Небесном Иерусалиме. Характерно, что Матушка стала описывать стены и внешний облик города и объяснять этот образ, но ни слова не сказала о своих внутренних ощущений, о своём духовном состоянии.  Мит. Антоний был еще более категоричен в этом отношении. «Мистика была для митрополита Антония почти то же, что и хлыстовство», утверждает Архим. Киприан (Керн) , и приводит слова Т. А. Аметистова, большого почитателя митрополита Антония, который очень ярко поясняют отношение мит. Антония к непонятными и может даже неизвестными для него исихазма и мистики: «Вот я представляю себе, Владыко,—сказал Аметистов,—что Вы встретились бы со св. Иоанном Златоустом и св. Григорием Паламою и Вы бы им сказали так: «И охота Вам, Преосвященнейший Григорий, писать вещи, которые ни люди не понимают, да и Вы сами объяснить толком не можете. Вот взяли бы пример с Преосвященнейшего Иоанна: всё у него ясно и пременимо к жизни, всё имеет нравственное обоснование».  Весьма сдержаное отношение мит. Антония к Иисусовой молитве и к проявлениям чрезмерной сентиментальности или чувствительности в духовной жизни не значят, что у него была в каком-либо смысле ограниченная внутренняя жизнь. В составленным им богослужебном последовании на праздник Ппочавской Иконе Пресвятой Богородицы сдержанный и весьма трезвый Митрополит вдруг почти плачет: «Хотел бых и аз, Владычице, вере спасенных Тобою людей подражати, хотел бых и аз Твое заступление в житии моем улучити: но за множество прегрешений моих оскудевает моя вера…» а дальше восторженно восклицает: «Востаните от гробов ваших, иноцы почаевстии, и рцыте нам: коликих чудес Пресвятыя Богородицы бысте зрители…»  Многие из современников Вл. Антония свидетельствуют о том, что к концу жизни он сподобился духовного дара слёз.

Последняя черта, которая породнила Мит. Антония и Игум. Екатерину была их совершенно особое отношение к молодежи. Архим. Киприан (Керн), несмотря на то, что он впоследствии отверг очень многое из учения мит. Антоний с особым теплом вспоминал его заботу о молодом поколении: «…Я много слышал от бывших учеников, постриженников и сотрудников митрополита о знаменитых сборищзах всей академической молодежи в ректорских покоях Московской и Казанской академий… или о не менее знаменитых «чаях в подрясниках» на Волыни, в Почаеве, когда на летние каникулы съезжались к архиепископу Антонию студенты (между ними и немало разных пострадавших, уволенных из академий или семинарий), молодые монахи…съезжались к своему Великому Авве пожить, посоветоваться, побеседовать, погреться у этого великого любвеобильного сердца, озариться лучами острого ума. Тут-то, на этих чаепитиях, укреплялась вера одних, зрело желание монашеского подвига других, решались недоуменныевопросы духовной жизни, зарождались темы магистерских диссертаций. И я… считал себя тогда и продолжаю считать себя счастливым и по сей день, что и я был участником этих «чаепитий»,—правда, не в Казани, не в Троицкой Лавре и не на Волыни, а только в скудной беженской обстановке нищего митрополита, —но зато для меня таких богатых по своему содержанию. Многое в моей жизни потом изменилось: повзрослев, я многое из слышанного от Антония передумал, пересмотрел, критически оценил и переоценил, но самого духа этих бесед мне никогда не забыть… Всякому приходящему студенту уделялось столько внимания от этого старца, сколько другой архиерей или профессор не уделил бы и чиновному, высокопоставленному и знаменитому человеку. Митрополит сразу же заинтересовывался всяким студентом. Он искренне любил молодеж, верил в неё и верил ей. Искреннему молодому сердцу прощались заблуждения беспутной юности. Молодой, робеющий студент как-то незаметно становился на близкую к митрополиту линию, не побоюсь сказать, духовной дружбы…»

Матушка Екатерина обладала похожим обоянием. Мит. Евлогий замечает, что: «Стоило Матушке Екатерине побывать в Петербурге,—непременно привезет с собой несколько девиц, взыскующих монашества. Обаятельная, умная, и образованная, она имела дар духовного воздействия на женскую молодежь, её воодушевляла, будила, увлекала за собой на подвиг…» «Это была святая душа, —к себе строгая, подвижница-молитвенница и постница, к другим снисходительная, всегда веселая,—она была общительна, любила пошутить, пофилософствовать, побогословствовать, имея для этого данные. Духовный подвиг несла сокровенно, заметая следы, и лишь приблеженные сёстры догадывались, что она по ночам подолгу молиться…» Мит. Антоний особенно подчеркнул Матушкину любовь и заботу о молодежи в своём некрологе: «Еще в последних числах августа (Матушка Екатерина скончалась в октябре, не полных 2 месяца спустя) Хоповский монастырь устроил в своих стенах помещения на 100 человек членов съезда христианского студенческого Союза, который заседал в нем в продолжении целой недели, и ежедневно посещая все церковные службы, уделял время на 2 или 3 заседания по богословским и организационным вопросам… студенты на носилках приносили монахиню Екатерину в зал; а курсистки просили ее собрать их на отдельное женское заседание, из которого вынесли глубокое назидание и сердечную ей благодарность.»

Неизвестно, сколько и как часто Матушка Екатерина и Мит. Антоний встречались и общались в изгнании, в Сербии. Жили они совсем не идалеко друг от друга: она на Фрушкой горе, в Ново-Хоповском монастыре, он в Патриаршей резиденции в Сремских Карловцах. Мы знаем, что мит. Антоний бывал в Хопово, служил там и совершал монашеские постриги, хотя официально монастырь относился к Сербской Церкве, а не к Русской Зарубежной. В музеи в Сремских Карловцах сохранилась вышитая Леснинская икона, подаренная сёстрами.Мы можем предположить, что он помнил слова своего друга, еп. Михаила, наставника молодой монахини Екатерины (Ефимовской): «Не шутите, она может много сделать, и нам нельзя её оставлять или пренебрегать. Всмотритесь, эта великая нравственная сила.»

• 

• 

Что же дало этим двум светилам: самого популярного кандидата в Патриархи Всея Руси, и одной из известнейших игумень Русской Церкви, достигших столького на своём жизненном пути, но и испытавших столько лишений и скорбей, такую нравственную и духовную силу, что они смогли всё перенести и до конца своих дней воодушевлять и наставлять молодые, мятущиеся и ищущие души? На этот вопрос ответил нам сам мит. Антоний: «Есть одна сила, –сказал он во время одного пострига—которая усваиваясь нами при общении в мире, в то же время возносит нас к Богу: эта сила есть любовь. Пребывая в любви, вы тем самым пребудети в Боге. (1 Иоанн 4:16), сохраняя любовь, вы среди мира будете далеки от всего мирского: от зависти, от неправды, злорадства и недоверия (Кор. 13:5-7), но будете всегда сохранять высокое сознание богообщения. Пребывая в любви, вы останетесь истинными монахами среди мира, и наоборот в уединенной пустыне духовными гражданами вселенского царствия Божия. Монах есть тот, говорит блаж. Нил Синайский,—кто, удаляясь от всех, со всеми живет в единении и в каждом человеке видит самого себя. Любовь есть та царственная добродетель, для развития которой удобны и шумный рынок, и уединенная келлия, и послушание, заставляющее обращаться среди даже злых людей, и молитвеннное общение с миром небесным…»

Доклад написан мон. Евфросинией (Молчановой) для конференции в Чернигове,
организованной в память блаженного мит. Антония (Храповицкого).

---

В своём слове к прославлению св. прав. Иоанна Кронштадтского, произнесённом в 1964 году, будущий святитель выразился о тезоименитом с ним и очень почитаемом им святом так:

«…Он праведник великий. Он всю свою жизнь старался соблюдать заповеди Божии и творить всё, как Бог заповедал. Он благоговейный священнослужитель Церкви … по искреннему стремлению служить Богу он стал священником. Горячо он возносил молитвы Богу, старательно соблюдал устав церковный, воистину был образец и пример всем священнослужителям … Он был воплощением милосердия, всех жалел, всем помогал. Не только отзывался он на просьбы о помощи, но он сам отыскивал нуждающихся. Снисходил ко всем, старался всем помочь … Великий чудотворец, он чудесами своими наполнил весь мир, подобно св. Николаю Чудотворцу…»

В некотором смысле, эти слова оказались пророческими. Они описывают самого святителя Иоанна:  открывают нам, как он сам понимал святость, к чему стремилась его душа, каким примерам он подражал в своём служении Богу.

Тропарь святителю Иоанну начинается словами: «Попечение твое о пастве в странствии ея, се прообраз и молитв твоих…». Святая Церковь тут говорит, что главным делом жизни свят. Иоанна было именно попечение о пастве, забота о тех душах, которые вверил ему Господь. Мы, живущии здесь, в Западной Европе, сподобились быть частью паствы этого любвеобильного, многопопечительного пастыря, ибо верим, что он по сей день не оставляет в своих молитвах нас, потомков той паствы, которая знала его при жизни, в годы его служения в Западной Европе. Быть чадом великого святителя—великая честь, но и обязывает ко многому. Мы должны знать его житие, помнить его подвиги и исполнять его заветы. Давайте вспомним о них.

По решению Синода РПЦЗ, 3 июня 1934 года святитель Иоанн был хиротонисан в Белграде во епископа Шанхайского, викария Китайской и Пекинской кафедры. В Западную Европу он был направлен в июле 1951 года и нёс здесь, на нашей земле, своё архипастырское послушание до 1962 года, в течение 11-и лет. Скончался святитель Иоанн 2 июля 1966 года. Он прослужил архипастырем почти 40 лет, из которых 11 – то есть, чуть больше четверти этого служения — прошло здесь, в Западной Европе.

    Уже в своём «Слове при наречении во епископа» свят. Иоанн указал, каким будет его служение:

        «… Христос пришел на землю восстановить осквернившийся образ Божий в человеке, призвать людей, соединить их во единого человека, едиными усты и единым сердцем прославляющего своего Творца.
Задача каждого пастыря привлекать людей к тому единству, перерождать и освящать их. Что может быть более великим, чем воссоздать создание Божие! Какую большую пользу можно принести своему ближнему, чем подготовив его к вечной жизни! Нелегко выполнение сей задачи — приходится бороться с испорченной грехом природой человека. Часто встречается непонимание, а иногда сознательное сопротивление, ненависть со стороны тех, кого любишь и о ком заботишься. Велико должно быть самопожертвование пастыря и велика любовь к своему стаду. Все готов должен быть перенести он ради его пользы, и каждая овца должна найти место в его сердце… Если же столь трудны и сложны обязанности обычного пастыря и велика его ответственность за спасение им пасомых, что можно сказать об архипастыре? …
Архипастырь ответствен не только за всех агнцев, Богом врученных ему, но и за пастырей. Взыщется с него за каждого грешника, которого во время не образумил, за каждого, кто шел путем правды, но совратился с него. Долг его болеть болезнями своих овец и тем исцелять их, подобно Пастыреначальнику Христу, «раною Которого мы исцелехом» (Исаия 53, 5). Нет у него личной жизни, весь должен он отдаться делу спасения душ человеческих и водительству их в Царство Небесное. Он должен быть готов перенести все озлобления, гонения и самую смерть ради истины, пить чашу Христову и креститься Его крещением (Матф. 20, 23; Марк. 10, 39). Он должен заботиться не только о приходящих к нему, но и сам искать и возвращать стаду заблудших овец, нося их на раменах своих. Долг его возвещать Христово учение его незнающим, памятуя заповедь Господню: «шедше в мир весь проповедите Евангелие всей твари» (Марк. 16, 15). Будучи проникнут сознанием вселенскости Церкви, он не должен ограничиться заботой только о тех, кто непосредственно поручен ему, но должен духовным оком озирать всю вселенную Церковь Христову, желать просвещения всех народов и преуспеяния их в вере истинной, ибо в Церкви «несть еллин, ни иудей, варвар и скиф», но все суть одинаково любезныя дети Отца Небесного…»
Особенно утешительно его обещание молиться за нас, его будущих пасомых:

«…В сей великий для меня час молюсь о тех, кто воспитывал меня и назидал своими наставлениями и примером, молюсь о тех, среди которых проходило до сих пор мое церковное служение, о молодежи, которую воспитывал, о моей будущей пастве, о вселенской Церкви, о страждущей земле Русской!…»

Свят. Иоанн прибыл в Париж 21 июля 1951 года и поселился при Храме Воскресения Христова в Медоне. Наш Леснинский монастырь прибыл во Францию на год раньше, и к тому времени уже располагался в городке Фуркё, под Парижем. Леснинские сёстры и новый правящий архиерей встретились как старые друзья, ведь мы были знакомы еще по Сербии, где Леснинский монастырь находился с 1920 по 1950 год. Семья Максимовичей: родители Владыки, его два брата и сам будущий Святитель, — также прибыли в Белград в начале 20-х годов. В Сербии будущий святитель встретил мит. Антония Храповицкого, который, по словам самого вл. Иоанна, еще в Харькове стал руководителем его духовной жизни. Максимовичи стали прихожанами русского храма в Белграде, и в 1924 году мит. Антоний постриг Михаила Борисовича Максимовича (имя Вл. Иоанна в миру) во чтецы. Несомненно, эта благочестивая церковная семья бывала в сербском монастыре Хопово на Фрушкой горе, где тогда размещались леснинские сёстры. Там, в Хопово, в Белграде, или в Сремских Карловцах, в резиденции мит. Антония, на встречах русской церковной молодежи, Михаил Борисович наверняка встречал граф. Нину Павловну Граббе, поступившую в Леснинский монастырь к концу II-й Мировой войны, когда Хоповский монастырь уже сгорел, и сёстры жили в общежитии в Белграде. Нина Павловна, которая впоследствии стала монахиней, а потом игуменией Магдалиной, разделяла интерес и любовь вл. Иоанна к православному богослужебному уставу. Также будущий вл. Иоанн наверняка знал еще в миру близкую знакомую Нины Павловны, Елену Воробьёву, поступившую в монастырь вместе с ней, и ставшую впоследствии мон. Флавианой, сотаинницей Игумении Магдалины по постригам, иконописицей, секретарем и казначеей монастыря.

• 

• 

• 

• 

В 1926-м году мит. Антоний постриг Михаила Борисовича Максимовича в монашество, с наречением имени Иоанн, в память его предка, свят. Иоанна Тобольского. Постриг состоялся в Мильковском монастыре, единственном в Сербии монастыре с русским уставом и русской братией. Руководил монастырем старец схиархим. Амвросий (Курганов), духовное чадо последних оптинских старцев. Молодой иеромонах о. Иоанн в Сербии преимущественно занимался преподовательской деятельностью в сербских семинариях или «богословиях», как их называют сербы. Но летние каникулы он всегда проводил в Милькове, в монастыре, и наверняка встречал там молодую вдову, кн. Нину Николаевну Львову—будущую нашу Матушку схиигумению Феодору, которая приезжала в Мильково к Батюшке о. Амвросию, а в 1928 году поступила к Леснинским сёстрам в Хопово, и стала возглавлять там детский приют.

Племяники Матушки Игумении Феодоры, оо. Леонтий и Антоний (Бартошевичи), также духовные чада и постриженики о. Амвросия, были соподвижниками о. Иоанна в Мильковском монастыре. Им тоже было суждено вновь встретиться с вл. Иоанном в Западной Европе. Вл. Леонтий в те годы был епископом Женевским. Ему часто приходилось замещать вл. Иоанна, который, помимо того, что был правящим архиереем Западно-Европейской епархии, оставался ответственным за свою китайскую паству и особенно за тех самых слабых и немощных стариков и детей, которые не смогли сами выехать из Шанхая, и которых вл. Иоанн сам эвакуировал на Филиппины, договорившись о возможности поселить их на маленьком острове Тубабао. Вл. Иоанн продолжал усиленно заниматься устроением дальнейшей судьбы многотысячного русского палатного городка, выросшего в филипинских джунглях, и часто отлучался, то в Америку, для хлопот и переговоров в Вашингтоне, то на Тубабао, для окормления и поддержки паствы.  Вл. Антоний (Бартошевич) стал преемником вл. Иоанна на Западно-Европейской кафедре после преждевременной, ранней смерти вл. Леонтия и перевода вл. Иоанна в Сан Франциско.
В 1952 году вл. Иоанн переехал в Версаль, совсем близко от Фуркё, и стал жить при епархиальном управлении, размещенном в здании русского кадетского корпуса имени Имп. Николая II-го. Владыка стал чаще бывать в Фуркё. Эти годы—период самого тесного общения свят. Иоанна и сестер нашего монастыря.

• 

• 

• 

Чаще всего наши старые сёстры вспоминали вл. Иоанна на молитве и на богослужениях. Каждый его приезд был праздником для сестёр, хотя и сильно нарушал монастырский режим. Дело в том, что после службы Владыка еще долго оставался в храме, прикладывался и молился перед иконами, не желая расставаться с храмом и наново погружаться в необходимые дела, хлопоты и вообще всю мирскую суету. Из-за этого вечерняя трапеза часто начиналась в 12-м часу ночи. Утром, после Литургии, Владыка еще дольше оставался в храме, особенно по постным дням, пытаясь оттянуть время трапезы до 9-го часа по-церковному, т.е. до 3-х часов дня.

• 

• 

• 

Вл. Иоанн не любил когда Утреня, по монастырскому обычаю, служилась с вечера, вместе с Вечерней, и часто настаивал на том, чтобы Утреню служили рано утром, как положено по Уставу. Матушка Игумения Магдалина мне рассказывала, что он ей как-то сказал: «Не зовите эту службу «утреней», если не служите её утром. Зовите хоть коровой, но только не «утреней». Если Вл. Иоанн не служил, он внимательно следил за богослужением, иногда по греческим минеям, переводя и выписывая для сестёр тропари или кондаки, отсутствующие в славянских минеях. Другие нужные тропари он находил в сербских богослужебных книгах. Всё это вошло в наш монастырский богослужебный чин и соблюдается по сей день. Богословские труды Владыки и его проповеди и послания пестрят цитатами из богослужебных книг; он полностью усвоил язык богослужений и мыслил именно этими категориями. У Владыки Иоанна отсуствовал музыкальный слух, но он следил за тем, что положено читать за службой, а что положено петь. В случае несоотвествий, он не останавливал и не поправлял, тем более, во время службы, но неодобрительно «цыкал». Матушка Магдалина еще рассказывала, как он однажды долго цыкал и что-то руками показывал, но объяснил только после службы. Дело было Великим постом, когда положено много земных поклонов. На службе стояли дети, и Владыка расстроился, потому, что они неправильно клали поклоны: поднимаясь, опирались пальчиками, а не кулачками. Владыка очень переживал, что они могут себе сделать больно.

Я упомянула выше, что владыка Иоанн был любителем и знатоком богослужебного устава или типикона, сложной системы составления богослужения по книгам разных циклов: Октоиха, Минеи или Триоди. Но подход у Владыки Иоанна был очень своеобразный. Он часто не считался со строгой иерархичностью типикона и с правилами и ограничениями, которые многие считают неопровержимыми. Владыка глубоко понимал сам дух типикона, вникал в смысл и содержание богослужебных текстов и по-своему их комбинировал. Ему всегда хотелось включить как можно больше: помянуть всех святых, празднуемых в этот день, отметить праздник, но не упустить и будничное последование и покаянные умилительные молитвы Октоиха, славить Воскресшего Христа пением богодухновенного пасхального канона преп. Иоанна Дамаскина, но и плакать у подножия Креста покаянным плачем преп. Андрея Критского. Матушка Магдалина, долголетняя уставщица монастыря, хорошо усвоила владыкин подход к уставу и постаралсь передать его нам, её ученицам. Уже в те годы никто не сомневался в святости владыки Иоанна. Сёстры видели его окруженным сиянием, другие видели его стоящим в воздухе, вознесённым над землёй в молитве.

Когда требовали того обстоятельства, вл. Иоанн служил полным архиерейским чином, знал его хорошо. Но достаточно часто он в нашем монастыре служил просто иерейским чином, в скромном иерейском облачении, повязав вместо архиерейского омофора шерстяной шарф и перекинув его через плечо. Он объяснял, что омофор символизирует ту заблудщую овцу, из-за который Добрый Пастырь готов оставить всё стадо, и обретши её, несёт на собственном плече. Позднее сёстры сшили ему омофор из толстой белой шерстяной ткани, в напоминание об этой обретённой овечке.

Владыка Иоанн придавал большое значение почитанию местных православных святых, искал о них сведения и всегда поминал их на отпуске.

Его любовь к богослужению отражена во многих указах, изданных им. В начале богослужебного года владыка изучал все необходимые переносы богослужений в связи с временем празднования Пасхи, утверждал их указами и рассылал по епархии. Следил за юбилейными датами, назначая соответствующие службы. И особенно заботился о молитвенном поминовении, как общем для всей РПЦЗ, так и о поминовении духовенства епархии и сестёр монастыря. О каждой кончине кого-нибудь из клира или монашествующих сообщалось всей епархии, и всему духовенство ставилось в обязанность их поминать.

• 

• 

• 

• 

• 

• 

• 

Святитель Иоанн особо чтил память св. Царственных Страстотерпцев, и особенно заботился о достойном поминовении Царской семьи в день их мученической кончины 4/17 июня.Вспомним, что именно во время его пребывания на Западно-Европейской кафедре приступили к строительству Храма-Памятника в честь св. Иова Многострадального в Брюселле, где впоследствии Зарубежная Церковь служила торжественное отпевание Царской семьи.

• 

• 

В Леснинском монастыре почти с самого начало вошло в практику приглашатьправящего архиерея совершать монашеские постриги. По нашим записям, за 11 лет своего пребывания на Западно-Европейской кафедре, вл. Иоанн совершил 8 постригов в рясофор и 7 постригов в малую схиму, в мантию, в том числе и постриг в рясофор нашей Матушки Игумении Макрины. Матушка рассказывает, что она мечтала о постриге в какой-нибудь праздник Пресвятой Богородицы, а назначили его в на день памяти св. вел. муч. Артемия, день официального открытия нашего монастыря. Матушка по-монашески смирилась и никому не открыла своего желания, перенося его уже на мантийный постриг. Но вл. Иоанн прочитал её мысли и после пострига сказал ей: «Но и сегодня же хорошо?» Это был последний постриг, совершенный вл. Иоанном в нашем монастыре, в 1960-м году, незадолго до его назначения в Сан Франциско. Много лет спустя Матушка поняла, что вл. Иоанн знал, что не он будет совершать её постриг в мантию. Совершился он в 1967-м году, после кончины святителя, в день иконы Пресвятой Богородицы «Всех Скорбящих Радость», храмовой праздник собора, воздвигнутого святителем Иоанном в Сан Франциско, под которым его тогда погребли и в котором сегодня лежат его святые мощи.

Другое запомнившееся всем событие был постриг в рясофор матушки Надежды Соловьевой, вдовы священника, который скончался при монастыре, заповедав своей матушке остаться у нас и принять постриг после его смерти. О. Константин и матушка Надежда знали вл. Иоанна и раньше; он и определил о. Константина в Леснинский монастырь, когда тот заболел уже к смерти. Отношения у них были хорошие, но одно огорчало о. Константина: добрый и обыкновенно очень внимательный архипастырь никак не мог запомнить, что матушку зовут Надеждой, а не Наталией. Даже поздравления ко дню Ангела он несколько присылал ко дню св. муч. Адриана и Наталии, после чего о. Константин даже письменно ему выражал своё недоумение. Матушка Надежда исполнила завет своего Батюшки и поступила в монастырь. Схиигумения Феодора решила довольно скоро её постригать в иночество, так как она уже много лет послужила Церкви и была уже в возрасте. Кто знает хорошо наши леснинские традиции, знает, что у нас сохранилась практика дореволюционной Церкви не менять имя сестры при постриге в рясофор, так как монашеские обеты она на этой стадии еще не произносит. Представьте всеобщее удивление, когда вл. Иоанн вдруг при постриге назвал её не Надеждой а… Наталией. И новопостриженная инокиня Наталия тут же разревелась. Но чин был совершен, и так она осталась с. Наталией. Через несколько лет настало время мантийного пострига. Вл. Иоанн был уже в Сан Франциско. Когда Матушка Феодора вызвала с. Наталию чтобы объявить ей об этом, он сказала: «Я долго думала, как Вас назвать в монашестве, но решила оставить Вам имя Наталия. Я поняла, что вл. Иоанн знал, что не он будет Вас постригать в мантию, и поэтому тогда в рясофоре нарек Вас Наталией. Он ведь давно сам Вам выбрал это имя…»

• 

• 

С матушкой Надеждой и о. Константином связан и другой яркий случай поразительной прозорливости вл. Иоанна. Однажды он приехал к ним на приход к празднику Покрова Божией Матери. Прибыл накануне, к Всенощной. Праздник выпал на будний, рабочий день, и на службе почти никого не было. После отпуска о. Константин спросил владыку: «Владыко святый, Вы, вероятно, завтра будете служить иерейским чином?» Ведь не было ни диакона, ни прислужников, на клиросе—только матушка Надежда и старенький псаломщик. «Служба полным архиерейским чином, — объявил Владыка—архиерейская встреча в 9:30 утра.» И удалился к себе на покой, не обращая внимания на волнение и возражения о. Константина. Дома взволнованный и недоумевающий батюшка рассказывал о странных требованиях архиерея своей матушке, как вдруг зазвонил телефон. Звонил диакон из соседнего прихода. У них по каким-то обстоятельствам отменили службу, и он просил благословения приехать завтра к о. Константину служить, тем более, что узнал о приезде архиерея. О. Константин немного успокоился — хоть диакон будет на службе. Чуть позже позвонил старший алтарник, он в последнюю минуту всё же решился отпроситься с работы ради праздника, и завтра будет на Литургии. Также неожиданно появился второй прислужник, и какая-та семья решила детей не посылать в школу, а прийти на праздничную Литургию. Мальчики знают службу, могут прислуживать… О. Константин воспрял духом: всё неожиданно устроилось. Оставалась только проблема с хором: неужели матушке и старому псаломщику придется петь Литургию? Вдруг раздался стук в дверь. Там стоял незнакомый человек, он обратился к о. Константину: «Вы настоятель русского храма? Да? Разрешите представиться, я регент казачьего хора, мы здесь в городе на гастролях. Завтра будет служба? Нам очень хотелось бы спеть Литургию. Вы же знаете, как казаки чтут праздник Покрова…» И всё случилось точно так, как предсказал Владыка. Встреча архиерея состоялась в 9:30 утра, при пении мощного казачьего хора, и Литургия была отслужена невероятно торжественно, полным архиерейским чином.

К концу пребывания свят. Иоанна на Западно-Европекйской кафедре стал вопрос поиска более прочного места для Леснинского монастыря, так как хозяева общежития в Фуркё, где монастырь прожил уже более 10-и лет, отказались продлить аренду. С благословения вл. Иоанна, сестры приступили к поискам жилья, и с его же благословения был произведён денежный сбор на покупку подходящего места под монастырь. Переведенный на Сан Францискую кафедру в 1962 году, владыка Иоанн продолжал следить за процессом поиска, и одним из последних его деяний перед смертью было письмо матушке Феодоре с благословением покупать (за невероятно низкую цену!) найденное монахиней Магдалиной имение в деревне Провемон. Письмо пришло через несколько дней после кончины святителя.

• 

• 

• 

Рассказ о связи нашего монастыря со святителем Иоанном будет неполным без упоминания его чада, с. Екатерины Глатоленковой, нашей с. Кати-огородницы, которая уже 64-й год живёт в монастыре. С. Катя—одна из шанхайских сирот вл. Иоанна, принятая им в приют свят. Тихона Задонского. С. Катя—одна из тех, кого Владыка вывез на остров Тубабао. Там она провела несколько лет в палаточном городке в джунглях и была свидетельницей тайфуна, грозившего полным уничтожением русскому лагерю. Но вл. Иоанн остановил тайфун своей молитвой. Болезни с. Кати сделали невозможным её въезд в Америку вместе в другими беженцами, и вл. Иоанн попросил матушку Феодору принять девочку в Лесну. Прозорливый владыка предвидел, что здесь она приобретёт настоящий дом и семью, будет много трудиться и станет полноценным членом нашего сестричества. С. Катя любила владыку как родного. В Фуркё, где она работала в трапезной, нередко старшие трапезарки подсылали её, когда Владыка долго не выходил из церкви, и она громко звала: «Владыка, я голодная!» И владыка Иоанн улыбаясь выходил из церкви, сказав Кате, «хорошо, я напишу воззвание, скажу, что леснинские сёстры голодают…»

• 

• 

• 

• 

• 

Помимо с. Кати Владыка просил матушку Феодору временно принять 4-х монахинь,последних беженок из Китая, уже после массового отъезда на Тубабао. Они были из монашеской общины Владимирской иконы матушек Руфины и Ариадны и прожили у нас больше года. Эти сёстры ждали разрешение на въезд в Америку, чтобы вернуться в свой монастырь. Одна из них была глухонемой, и только по молитвам Вл. Иоанна смогла она пройти медицинскую коммиссию и беседу с сотрудником консульства, без того, чтобы заподозрили о её состоянии и выдали бы без проблем разрешение на въезд и поселение в Америке. В это же время поступили в Леснинский монастырь 3 послушницы из китайской паствы владыки Иоанна: сёстры Серафима, Валентина и Людмила.

Также по просьбе и с благословения вл. Иоанна провели 2 года в Лесне беженки со Св. Земли: Матушка Игумения Елизавета (Ампенова) и 6 сестёр. Изгнанные из своего родного Горненского монастыря из-за нежелания присоединиться к МП после захвата монастыря, они впоследствии основали Благовещенскую обитель в Лондоне.

• 

• 

• 

В свою очередь, леснинские сёстры, как могли, заботились о владыке. Я уже упомянула особый шерстяной омофор, который ему сшили. Кроме того, монастырская иконописица м. Флавиана рисовала церковные грамоты для владыки. Леснинский монастырь участвовал в покупке дома для устройства храма в Париже, на улице «Сlaude Lorrain». Известно, что вл. Иоанн старался ходить босиком, а также никогда не ложился в постель, а отдыхал сидя. От этого, как и от долгого стояния на молитве, у него открылись кровоточивые раны на ногах, которые владыка упорно отказывался лечить, пока матушка Феодора не объявила ему: «Владыко святый, властью, данной мне как настоятельнице монастыря, приказываю Вам лечь!» Примерный послушный монах, владыка повиновался — лег в постель и разрешил вызвать врача.

• 

• 

• 

На фотографиях владыкиных канцелярий и келий в доме свят. Тихона Задонского в Сан Франциско и при храме в Сеаттле, в красном углу видны репродукции Леснинской иконы, всталенные в рамочки. Это видимый знак того, что вл. Иоанн не забывал нашу святыню, знакомую ему еще с молодости в Сербии, и конечно же, когда он обращал свой молитвенный взор на эти карточки, он молился о нашей обители и наших сёстрах, и о всех своих чадах в Западно-Европейской епархии. Мы знаем, что свят. Иоанн отошел ко Господу перед Курской иконой Пресвятой Богородицы, положив перед Ней земной поклон. Я думаю, что мы можем надеяться, что обращаясь к Пресвятой Богородице незадолго до этого, он взглянул и на Леснинскую икону и в последние минуты своей земной жизни вспомнил о нас.

И после смерти вл. Иоанн не оставляет наш монастырь. В трудный момент он явился во сне матушке игумении Магдалине, подкрепил и подбодрил её. В 2006 году смотритель часовни, устроенной в бывшей усыпальнице свят. Иоанна направил матушке Макрине крупное пожертвование. В сопроводительном письме было рассказано, что вл. Иоанн явился смотрителю во сне и повелел, чтобы все средства, собранные в часовне за тот год, были бы отправлены в Леснинский монастырь. И с тех пор регулярно поступают нам пожертвования из часовни, в память о заботе владыки о нашем монастыре. И за неделю до нашего сегодняшнего торжества владыка послал нам своё благословение. Как раз в тот момент, когда я раскаивалась в задуманном усложнении нашего праздника и спрашивала себя: «Ну зачем я это всё затеяла?», совершенно неожидано пришла посылочка из Сан Франциско с маслом от мощей, со множеством иконочек, освященных на мощах, которые мы сегодня раздаём, и с другими иконочками и фотографиями. Я и не подумала попросить кого-нибудь в Сан Франциско об этом, и вот, сам святитель позаботился о нас и дал видимо знать о своём благословении на этот труд.

Спросим теперь себя, а что нам владыка Иоанн заповедал? Какими бы он хотел бы видеть нас, нас всех: священнослужителей, монашествующих и подвизающихся в миру? Что мы должны исполнить?

• 

• 

Во-первых, владыка Иоанн призывает нас к наиболее частому и наиболее осознанному участию в богослужениях. Служба Божия была самым важным делом его жизни, и все его труды, всё его расписание, строилось вокруг них. Известно, что при нём всегда был полный комплект богослужебных книг, и если он по обстоятельствам не мог быть на службе, он всю службу вычитывал. Рассказывают, что как-то в Париже вл. Иоанн спутал поезда, и вместо поезда на Женеву в Швейцарии, сел в поезд на Геную в Италии. На границе обнаружилась его ошибка, и его сняли с поезда. Пришлось ехать за ним на машине, и Владыка ждал много часов. Его нашли на вокзале, совершенно не возмущенным и не расстроенным, а обложенным книгами, за чтением службы. Никто ему не препятствовал заняться самым главным его делом, и он был спокоен. Мы знаем, что владыка Иоанн не был статным, красивым архиереем, не было у него какой-нибудь особой «школы» богослужения. У него полностью отсутствовал музыкальный слух и служил он без всякого «эффекта». Но его служение и участие в богослужении оставляло незабываемое впечатление, и по сей день тысячи людей с большим трепетом слушают старинные любительские звукозаписи с пением очень посредственных эмигрантских хоров или леснинских старушек и с еле разбираемыми возгласами и проповедями, лишь бы хоть как-то приобщиться к служению и молитве этого святителя.

• 

• 

Во-вторых, владыка Иоанн призывает нас постоянно изучать и хорошо знать нашу Православную веру. Несмотря на свою скромность и истинное монашеское смирение, вл. Иоанн отнюдь не был простецом или невеждой. Вспомним, что он окончил военную школу—кадетский корпус и имел два высших образования: юридическое и богословское. Он немало лет проработал преподователем и воспитателем. Его богословские статьи, написанные по просьбе и под руководством другого выдающегося русского богослова, вл. мит. Антония (Храповицкого), а также его проповеди, открывают нам хорошего знатока Священного Писания, богословски образованного человека. Вл. Иоанн не мог бы так любить и глубоко понимать православное богослужение без тщательного изучения Церковной истории и патристики, без хотя бы поверхностного знакомства с древними языками. Его проповеди, посвященные русским святым, указывают на хорошее знание русской истории и на осмысление духовного пути русского народа. Его почитание местных святых и желание просвещать всех окружающих его светом Истины заставляло его знакомиться с историей и культурой стран и народов, среди которых ему приходилось служить: будь то Сербский Православный народ, языческий Китай, прекрасная Франция или новый мир—Америка. И путём обретения таких познаний Святитель Иоанн всех нас призывает к миссионерству, к проповеди Православия.

• 

• 

• 

• 

Словом, свят. Иоанн призывает нас к подлинному благочестию и к святости. Почему менно его пример может нас подбодрить и вдохновить? Как у многих из нас, у вл. Иоанна не было каких-то явных, ярких талантов или способностей. Маленький, невзрачный, неуклюжий и не музыкальный. Даже любящий его мит. Антоний сказал о нём: «Этот маленький, слабый физически человек, по виду почти как дитя». Но добавил: «…он есть чудо аскетической стойкости и строгости». И отсылал он его в Китай «как свою душу, как своё сердце…» Пришел вл. Иоанн к этому не сразу и нелегко. Сам он говорил в своём слове при наречении:

«Плохо я представлял себе в начале путь, которым нужно идти. Подрастая, думал себя посвятить военной или гражданской службе Отечеству, являвшемуся тогда оплотом и хранителем истинного благочестия.»

И хотя духовная жизнь всегда влекла Владыку, но только в эмиграции, к концу учебы, в 30 лет он решился на монашество:

«Совершившееся крушение государственной мощи нашего Отечества убедило меня окончательно в непрочности всего земного и слабости человеческих сил и способностей, и я решил отречься от сует земного мира, посвятив себя едино служению Богу.»

Впоследствии вл. Иоанн никогда не сторонился людей и не осуждал мирскую жизнь, был всем доступен. Он ходил в гости к знакомым. Бывшие его прислужники рассказывали, что он им давал деньги на кино, если считал фильм полезным. Матушка игумения Александра (Чернявская), вспоминая своё детство при вл. Иоанне, рассказывала, как он смеялся над её детскими проказами и как он с ней вместе мечтал, что он будет приезжать к ней на ослике с провизией, когда она станет монахиней-подвижницей в пустыне. В благодарственных речах на свой день Ангела он благодарил не только тех, кто пришел помолиться, но и тех, кто устроил торжество, позаботился о приеме посетителей. Своим чадам и пасомым он давал советы не только о духовной жизни, но и о работе, женитьбе, учебе, о визах и налогах.

• 

• 

Как у всех людей, были у вл. Иоанна недостатки и слабости. Он не был хорошим администратором, бывали конфликты. Он не всегда разбирался в людях, был наивен и доверчив, и это иногда приводило к серьёзным ошибкам. Некоторые называли его юродивым, и хотя вл. Иоанн никогда не позволял себя поступки, которые могли бы умалить или скомпрометировать архиерейское достоинство, его всецелое погружение в жизнь Церкви и безразличие ко всему суетному и земному, часто делали его неудобным и неудовлетворительным собеседником или сотрудником. Один из его диаконов сказал: «Со святыми упокой, да. Но жить с ними—не дай Бог!»

• 

• 

Но все эти немощи становились неважными и блекли в свете самого выдающегося качества владыки Иоанна: его безконечной, всеобъемлющей любви. Он не мыслил себя вне служения людям:

«… служение Богу, властно призывая мою душу «отречься себя, взять крест свой и идти за Христом» (Матф. 16, 24; Марк. 9, 24), в то же время накладывало внутреннюю необходимость стать ловцом людей… Не смею помыслить себя достойным сего сана, сознавая греховность свою, но боюсь и отрекаться от него, слыша слова Господни, обращенные к согрешившему, но кающемуся Петру: «Аще любиши Мене, паси агнцы Моя, паси овцы Моя». Святой Иоанн Златоуст, объясняя настоящее место Евангелия, обращает внимание на то, что в доказательство любви Господь потребовал не иного подвига, а именно подвига пастырства. Почему же так велико в очах Господних пастырское служение? Потому, что пастыри, по выражению апостола Павла, суть «Богу споспешницы» (I Кор. 3).»
Будучи великим подвижником и молитвенником, владыка святитель Иоанн сумел соединить этот подвиг с непосредственным участием в жизни своей паствы. Он сам объяснял:
«Заботясь о спасении людей, должно применяться к их понятиям; дабы привлечь всякого, подражая в том апостолу Павлу, и подобно ему нужно быть способным сказать: «Быть Иудеем яко иудей, да иудеи приобрящу, беззаконным яко беззаконен, да обрящу беззаконныя. Бых немощным, яко немощен, да немощныя приобрящу: всем бых вся, да всяко некия спасу» (I Кор. 9, 21-22).

Заботясь о спасении душ человеческих, нужно помнить, что люди имеют и телесные потребности, громко заявляющие о себе. Нельзя проповедывать Евангелие, не проявляя любовь в делах. Но при том нужно опасаться, чтобы заботы о телесных потребностях ближних не поглотили все внимание пастыря и не шли бы в ущерб попечению о духовных нуждах, помня слова апостолов: «не угодно есть нам оставльшим слово Божие служити трапезам» (Деян. 6, 2). Все должно быть направлено к снисканию Царства Божия и исполнению Христова Евангелия. Истинное христианство не состоит в умоотвлеченных рассуждениях и учениях, а воплощается в жизни. Христос сходил на землю не для того, чтобы преподать людям новые знания, а чтобы призвать к новой жизни. К вечной жизни мы приуготовляемся в жизни земной. Обстоятельства и события временной жизни влияют и на духовную жизнь человеческую. Сильные характером преодолевают влияние окружающей среды, а слабые поддаются ему. Сильные духом закаляются при гонениях, но слабые падают. Потому нужно, насколько возможно, создавать условия, в которых бы возможно больше людей могло духовно созидаться.

Пастырю нельзя уклоняться от участия в общественной жизни, но участвовать в ней нужно в качестве носителя Христова закона и представителя Церкви. Священнослужитель не смеет превращаться в обыкновенного политического или общественного деятеля, забывая главную сущность своего служения и его цель. Христово Царство «не от мира сего» (Иоан. 18, 36), и Христос не устроял земного царства. Не делаясь политическим вождем и не вдаваясь в партийные распри, пастырь может давать духовное освящение явлениям жизни, дабы его пасомые знали путь, которого держаться, и являлись бы христианами как в своей личной жизни, так и в общественной. Архипастырь должен уметь каждому дать совет духовный: и монаху отшельнику, очищающему душу от помыслов, и царю, устрояющему державу, и военачальнику, идущему на брань, и обычному гражданину…»

Мы упомянули о человеческих недостатках вл. Иоанна, но я не могу припомнить случая, чтобы он кого-либо обидел или огорчил, чтобы его обвинили в пренебрежении кем-либо, в отсутствии внимания или заботы. Можно предположить, что именно эта горячая любовь, это постоянное стремление служить людям и призвали на святителя особую благодать Божию и сподобили его дара чудотворения, исцеления и прозорливости. Господь Сердцеведец знал, что вл. Иоанн никак не возгордится, никак не возомнит о себе или прельстится, а всё направит исключительно на благо своей пастве. В тропаре свят. Иоанну мы поём «…тако веруем, познавше любовь твою, Святителю Чудотворче Иоанне!…» Помолимся ему, чтобы он вымолил нам хоть малую долю этой наивысшей добродетели, такой подлинной христианской евангельской любви. И обратимся к нему его же словами, некогда сказанными в «Слове на прославление св. прав. Иоанна Кронштадтского», с чего я начала это выступление:

«…Воззовем же к нему ныне, когда он пред всеми воссиял на духовном небе: «Молись о нас святителю Отче Иоанне, обрати всех нас на путь спасения… да радостно воззовем тебе: Радуйся святителю Отче Иоанне, пречудный чудотворче, и о нас к Богу молитвенниче! Святителю Отче Иоанне, спасай нас молитвами твоими!»

• 

• 

• 

(к вопросу о «разделениях» в РИПЦ)

Прошло более года с тех пор, как епископ Стефан, а с ним и Северо-Американская епархия РПЦЗ, ранее находившаяся под временным управлением Синода РИПЦ, вынуждена была объявить о переходе на автономное управление. Таковые действия были связаны в первую очередь с грубым попранием Соборности, которое стало практиковаться Синодом в последние годы.
В марте 2016 года отделились от Синода архиеп. Тихона и клирики Омско-Сибирской епархии. Получив от Владыки Стефана благословение на вознесение его имени за богослужением, они, Божией милостию, продолжили служение на своих приходах. Причины отхода были обоснованы в многочисленных обращениях и публикациях. Это, в первую очередь, те же погрешения против Соборности, а кроме того, озвученный уже после отделения Северо-Американской епархии, отказ от Предания РПЦЗ и еще некоторые существенные моменты, о которых можно прочитать в открытых письмах клириков.
Сейчас, в ноябре, в интернет-пространстве снова оживился интерес к процессам, протекающим в РИПЦ. Это связано с тем, что Синод выпустил ряд документов, запрещающих в служении еп. Стефана, «омских» клириков и отнимающий у знаменитого Леснинского монастыря взращенную им европейскую миссию.
Последние действия Синода связаны с тем, что и Лесна не осталась равнодушной к откровенному изменению курса, по которому ведут свою паству архиереи РИПЦ. Долгое время обитель пыталась мирным путем добиться от иерархов урегулирования конфликта. Однако мнение леснинских сестер игнорировалось столь же упорно, как перед тем позиция епископа Стефана и «омских» клириков.
Но и в этом положении Лесна постаралась остаться корректной. Архим. Евфимий, игуменья Макрина, сестры обители и прихожане миссии обратились в Синод с Прошением о предоставлении канонического отпуска для перехода под омофор  СИПЦ, деликатно объяснив это для широкой общественности лишь тем, что сложились благотворные условия для получения архипастырского окормления сербскими иерархами.
Однако Синод остался непреклонен. Архиереи не только не отпустили обитель, но еще и попытались отобрать у монастыря его детище – Духовно-просветительскую миссию. Действие абсурдное, напоминающее набирающую силу по всему миру практику отъема детей у родных родителей за измышленные преступления для передачи их в детские дома. Ведь, как замечено в Объяснительной Записке духовенства, «без базовой монастырской основы самостоятельное существование миссии невозможно…» и «монастырь, духовенство и миссию необходимо считать единым, неразрывным церковно-структурным звеном». Таким образом, искусственное и насильственное отделение миссии от Леснинской обители было бы равнозначно закрытию миссии. Приходы просто остались бы без окормления.
И все-таки миссия – это не просто некая административная структура, которую можно передавать из рук в руки простым росчерком пера. За этим прижившимся названием стоят живые люди, прихожане, желающие окормляться именно в Леснинской обители, и разделяющие взгляды сестер монастыря на действия Синода архиеп. Тихона.
Невольно обращает на себя внимание такая деталь – в Указах, адресованных Синодом Леснинскому монастырю и миссии, имя начальника миссии архим. Евфимия пишется, как «Ефимий». Такая же мелкая, но характерная деталька была и в деле «омских» клириков. 11(24) октября 2015 года на архим. Илию (Емпулева) было наложено прещение, и к указу о нем прилагалось так называемое «Предписание об адресах» датированное тем же числом. Этим интересным документом архиеп. Тихон предписывал о. Илие «передать список окормляемых архимандритом Илией приходов с указанием контактной информации приходов: адресов и телефонов». Думается, детали эти, сами по себе малозначимые, подтверждают оторванность архиеп. Тихона от клириков и мирян, формально пребывающих под его омофором.
Интересно, что за весь период, пока длилась полемика, Синод не предпринял ни одного шага к примирению. И «омские» клирики, и леснинские сестры долгое время пребывали в недоумении – почему же их письма, их Обращения остаются без ответа, словно Синоду совершенно безразлично, что думает и чем обезпокоено священство и паства. Когда же прозвучал «Ответ Синода…» «омским» клирикам, стало ясно, что ни о каком диалоге иерархи РИПЦ даже и не помышляют. Создается весьма странное впечатление, что в Синоде есть лицо или лица, желающие прекращения существования РИПЦ, как организации.

Многие сайты, комментирующие происходящее, оценивают последовательный отход Северо-Американской епархии, «омских» клириков, некоторых других приходов и наконец авторитетного Леснинского монастыря от Синода архиеп. Тихона, как «раскол», «развал», дальнейшее деление «расколков», как действия глубоко прискорбные, направленные на разрушение и уничтожение Истинного Православия. Согласиться с такими оценками, значит не увидеть главного – причины такового разделения.
А причина есть не более не менее, как погрешение Синода архиеп. Тихона против девятого члена Символа Веры. Нельзя не отметить, что отказ от Соборности иерархами РИПЦ обосновывается довольно оригинально. «Где в святых канонах говорится о том, что епископы должны публиковать протоколы своих собраний?» — пишут архиереи в своем документе «Анализ и критика  позиции еп. Стефана». Действительно, в Канонах Церкви, составленных в период с I по VIII век от Р.Х., не сказано, например, ни слова о том, что следует размещать протоколы заседаний Синода с интернете, на официальном сайте Синода… Правда, сказано «Верую… во Едину, Святую, Соборную и Апостольскую Церковь…». И как должна, по мнению членов Синода РИПЦ, выражаться сегодня Соборность Церкви, совершенно непонятно.
Отказавшись опираться на Предание РПЦЗ и перекроив некоторые эпизоды истории Зарубежной Церкви, определив церковную политику Катакомбной Церкви времен Вл. Лазаря, как либеральную (см. «Ответ Синода на круг вопросов, затронутых в обращениях клириков Омско-Сибирской епархии и им сочувствующих» от 7 марта 2016 г.), игнорируя мнение священства, мирян и даже такой авторитетной обители, как Леснинская, отложив в «светлое будущее» созыв Освященного Собора, так и не создав Собора Архиерейского (в нарушение Положения о РИПЦ), сегодняшний Синод прокладывает некий новый курс. Куда заведет корабль РИПЦ такие скандально известные «кормчие», как господин Мелехов и епископ Гермоген, неизвестно, но вряд ли этот «пункт назначения» устроит верующих, искренне желающих спасения. Ибо Церковь не строится на лжи. А лжи в последних деяниях Синода предостаточно.
Тяготение Леснинского монастыря к Сербской Церкви вполне объяснимо. Как свидетельствуют сами сестры в своем Прошении Синоду РИПЦ, даже престольные праздники возглавляются в Лесне не архиереями РИПЦ, а сербскими владыками. Создается впечатление, что из РИПЦ обитель буквально некто выталкивает.
Авторитет Лесны очень высок и в России и в Зарубежье. Обитель не только является хранительницей духовных традиций дореволюционной России, но ее игуменьи и сестры были в течение многих десятилетий свидетелями, а нередко непосредственными участницами основных событий церковной жизни РПЦЗ. Казалось бы, этот духовный и церковно-политический опыт Лесны должен быть востребован архиереями РИПЦ. Ведь именно на фундаменте РПЦЗ они формально основывают свою законность. Но происходит обратное. Письма благочинной Леснинской обители матери Евфросинии остаются без ответа. И даже присутствуя на заседаниях Синода она не может добиться контакта и понимания от иерархов. Все многочисленные ссылки на примеры из истории РПЦЗ, приводимые ею в своих работах, также совершенно неинтересны епископам РИПЦ. Очевидно, что отказ от Предания РПЦЗ, прозвучавший в скандальном «Ответе Синода…», есть не только декларация, но и свершившийся факт.
А ведь вопросы, подняты матерью Евфросинией, сложно назвать малозначимыми. Отметим основные, смутившие ее в «Ответе Синода…» моменты:
1) Отказ Синода арх. Тихона от опоры на Предание РПЦЗ;
2) Заострение отношения к МП, ужесточение темы «безблагодатности» по сравнению с «Экклезиологическими основами», соборно принятыми в 2008-м году, и традицией РПЦЗ;
3) Как особо отмечает м. Евфросиния, более всего ее смутил пересказ в новом духе истории о борьбе «бостонцев» с «еретиками» в руководстве РПЦЗ, провозглашение «бостонцев» вообще (и Мелехова, в частности) исповедниками, выгораживание личности еп. Григория (Граббе), неуважительное и несправедливое отношение к митр. Виталию;
4) Ложные обвинения омских клириков в приверженности киприанизму, в то время как они лишь законно желали соборного рассмотрения этого вопроса.
Кроме того, м. Евфросиния неоднократно отмечает, что прежние документы РИПЦ принимались СОБОРНО, и если иерархи желают в чем-то изменить учение и дальнейший курс, следует делать это также – соборным, «церковным путем, а не просто административным». Все эти вопросы подробно рассмотрены м. Евфросинией в работе «О новом документе РИПЦ».
К тому же призывали и «омские» клирики. Теперь Синод архиеп. Тихона именует их не иначе, как раскольниками (иногда еще – еретиками). Но клирики хотели от Синода всего-то лишь исполнения Канонов Церкви, Положения о РИПЦ. Однако услышаны так и не были. А ведь, как писал прп. Феодор Студит: «…епископам отнюдь не дана власть преступать какое-нибудь правило, а – только следовать постановлениям и держаться прежнего» (Преподобный Феодор Студит. Послания, т. 1. Приход храма Святаго Духа сошествия. М., 2003, с. 72-75, (из письма к Феоктисту-магистру).
О том, что раскол не смывается мученической кровью, напоминают регулярно сторонники сохранения официальной церковной структуры, и неважно, к какой из юрисдикций они принадлежат. Безусловно, это так. Только вот, цитирующие это высказывание, часто просто не понимают, что есть раскол. Если подходить формально, то это – любое разделение. И экуменисты сразу поддержат — они же приносят на своих собраниях покаяние за разделение, а потом стараются объединить всех: от сатанистов и язычников до именующих себя православными.
Но если следовать этой сухой логике, к раскольникам придется отнести и св. Максима Исповедника, и прп. Феодора Студита, и наших русских святых Иосифа Волоцкого, Геннадия Новгородского, и уж конечно – новомучеников века двадцатого, и отцов-исповедников Церкви Катакомбной. Все они (да и многие другие святые) противостояли официальной церковной организации, иногда даже разрывали общение со своими патриархами. Все они хранили верность Церкви Христовой. Их пример для нас актуален, на них мы равняемся. На их святые молитвы уповаем и в нынешнем обстоянии. И потому «…не будем жалеть земного, чтобы не потерять небесного, не будем подавать соблазна Церкви Божией, которая может состоять и из троих православных, по определению святых, чтобы не быть нам осужденными судом Господним» (Преподобный Феодор Студит. Послания, т. 1. Приход храма Святаго Духа сошествия. М., 2003, с. 131-132, (из письма к Феофилу-игумену)

Разрушительные действия Синода архиеп. Тихона последовательно ведут к полному развалу РИПЦ, как организации. Это глубоко прискорбно. Ведь заложниками тонких (или грубых) церковно-политических «игр» иерархии становятся люди, простые прихожане, которые, в общем-то, не обязаны разбираться во всех этих «околобогословских переплетах». Им хочется доверять своим пастырям и архипастырям. Но доверие может завести в пропасть. Таковы наши лукавые времена.
На сегодняшний день от Синода архиеп. Тихона почти в полном составе отделились Северо-Американская и Омско-Сибирская епархии. На пороге отделения Западно-Европейская епархия. В сложном положении епархия Австралийская. Там тоже немало сторонников разрыва с архиеп. Тихоном и его Синодом. Таким образом, почти половина епархий не считает для себя возможным оставаться под управлением Синода архиеп. Тихона.
Так и хочется спросить, неужели же иерархи, допустившие столь колоссальный распад, нисколько не виновны в нем?

протоиерей Василий Савельев с прихожанами храма Святых Царственных мучеников и всех Новомучеников и Исповедников Российских,
архимандрит Илия (Емпулев) с прихожанами,
иерей Александр Кремер с приходом домового храма в честь святого мученика Василия Мангазейского,
иерей Валерий Ивашов с приходом домового храма в честь Святителя Петра, Исповедника Глазовского,
иеромонах Иоанн (Ляшенок) с приходом домового храма в честь иконы Божией Матери «Спорительница хлебов»

• 

• 

Примерно два с половиной года тому назад начался конфликт между Россией и Украиной, который так печально делит Православных христиан, в том числе и чад нашей Церкви, на партии и враждующие стороны и который рассорил стольких бывших друзей, даже родных и близких. Наша Церковь по сей день официально не высказала определённой позиции по отношению к конфликту, призывая лишь к молитве о прекращении братоубийственной войны и разрешая молиться за воюющих по обе стороны. Многие недоумевают, как же на самом деле Православный христианин должен относиться к происходящему. Другие, увы, воспринимают молчание нашего Синода как знак согласия со своим личным мнением и решают, что это даёт им право не только его высказывать, но и представлять как мнение Церкви, обязательное для всех. Отсутствие какого-либо заявления или постановления Синода по этому поводу и не совсем корректные высказывания отдельных архиереев и священнослужителей — одна из причин, заставивших несколько общин прекратить молитвенное поминовение Председателя Архиерейского Синода, обвинивших наш Синод в сергианстве. Для разрешение конфликтов, восстановления взаимопонимания и примирения враждующих наш монастырь считает необходимым и неотложным принятие Синодального Положения или Обращения по этому поводу. Прилагаю свои соображения о происходящем — взгляд Православной христианки-монахини, воспитанной с младенчества в РПЦЗ, живущей на Западе, но всегда считавшей себя русской. Высказываю эти соображения с надеждой, что Синод может найти их полезными в составлении такого документа.

Замечания к «Ответу Синода на круг вопросов…» и о смуте, вызванной этим документом

        За последние 2 года в нашей церковной жизни произошло много важных событий и изменений, которые, по разным причинам, никак не комментировались нашим Синодом. К этим событиям можно отнести, во-первых, вопросы нашей внутренней церковной жизни: смущение, возникшее в связи с самоличным восполнением своего крещения еп. Гермогеном; смену секретаря и делопроизводителя Синода и Председателя Синода; переустройство нашей церковной администрации; взаимоотношения с еп. Стефаном и Северо-Американской епархией; во-вторых, вопросы общецерковной жизни: вступление в общение и административное слияние двух крупнейших греческих старостильных синодов; принятие священнослужителей из других юрисдикций в РИПЦ; продолжающееся дробление и разделение среди верующих, не принявших соединение МП и РПЦЗ; и в-третьих, вопросы глобального значения, среди которых самое значимое — военный конфликт России и Украины. Молчание в одних случаях, а в других — противоречивые высказывания членов Синода вызвали и продолжают вызывать недоумение и смущение среди духовенства и паствы. В марте сего года на официальном сайте Синода был выставлен ответ на часть этих вопросов, который, к сожалению, не только не успокоил паству, но своим содержанием, а главное, духом и тоном, очень далёким от прежних высказываний не только зарубежного или катакомбного духовенства, но и нашего Синода, привёл нашу Церковь к серьёзному разделению. Предлагаю вашему вниманию замечания на наиболее смущающие, на мой взгляд, моменты в «Ответе…»:

                 О традициях и предании РПЦЗ

        Почти в самом начале «Ответа…» ставится под вопрос практика и вообще возможность разрешения недоуменных вопросов сегодняшней церковной жизни путём обращения к традициям и преданию РПЦЗ:
«Что такое историческая традиция (предание) Русской Зарубежной Церкви?» Однако это неуместный вопрос по двум главным причинам. Первая: на любые главные вопросы Церковной жизни может быть дан правильный ответ при обращении не к практике одной Поместной Церкви в определенный исторический период, но к Священному Преданию, т. е., догматам, преданиям, канонам и соборным решениям, которые принимались как обязательные правила всей полнотой Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церкви на протяжении ее истории… На часто возникающий вопрос о благодатности или неблагодатности Московской патриархии в той постановке его, насколько он соответствует «исторической традиции РПЦЗ», пусть пытаются ответить те, для кого иное предание кроме предания РПЦЗ поставлено второстепенным, а приверженность к решениям РПЦЗ – единственный и абсолютный критерий современной церковности… Для тех же, для кого любая церковно-историческая традиция, будь то традиция РПЦЗ или традиция дореволюционной Российской Поместной Православной Церкви, ценна только в меру ее соответствия Преданию Церкви, для тех, кто понимает и принимает высказанную св. Киприаном Карфагенским мысль, что «обычай без истины – лишь старое заблуждение», нужен иной критерий, нежели простое соответствие «зарубежности», который стал в руках недобросовестных клириков инструментом для манипуляции сознанием церковного народа. Это должен быть критерий из самого Предания Церкви выраженного, прежде всего, в догматах и канонах Вселенской Церкви, а не просто в постановлениях Синода исторической РПЦЗ, указах ее Первоиерархов, заявлениях ее архиереев, мнениях ее богословов, в ее богослужебных традициях и т.п. – все перечисленное само прежде нуждается в проверке Преданием Церкви…Вторая причина, по которой неуместно спрашивать: “Что есть историческое предание РПЦЗ?”-заключается в том, что в 2007 году, как хорошо известно, РПЦЗ претерпела катастрофическое крушение, и большинство ее членов пало в бездну ереси. Невозможно, чтобы падение такого масштаба произошло внезапно: этому должны были предшествовать многочисленные малые падения, которые готовили великое. Поэтому приходится признать, что многое из недавнего “предания” РПЦЗ – в особенности некоторые решения ее Соборов и иерархов – были неправильны и противоречили Священному Преданию. Таким образом, более уместен вопрос: “Что было неправильно? Каковы тенденции и решения, которые привели РПЦЗ к отпадению от истины…»
Начнём с того, что наша Церковь состоит, с одной стороны, из потомков катакомбных исповедников и тех, кто принял их путь как единственно верный православный путь для Церкви в России, и с другой стороны, из отделившихся от РПЦЗ после соединения с МП. Ни для тех, ни для других  традиции и предания исторической РПЦЗ никак не могут быть просто одним из многих различных, но равноценных преданий и путей разных поместных Православных Церквей, которые мы вольны принимать или отвергать по выбору. Мы не можем, мы не смеем забывать, что историческая РПЦЗ — наше прошлое, наша история, что она является той церковной структурой, от которой мы ведём нашу преемственность. Каноническая церковная власть была восстановлена в Русской Церкви архиереями РПЦЗ. Это наша связь с дореволюционной Российской Церковью, и через неё, с Вселенским Православием, вплоть до Церкви апостольских времён, основанной Самим Спасителем. На этом основании, на этом выражении православного вероисповедания, на этих конкретных традициях и преданиях и в этом церковном духе мы выстроили нашу церковную жизнь в России и за рубежом, и мы не можем это строительство продолжать или развивать без бережного отношения к нашему прошлому, без того, чтобы постоянно сверять наши поступки и решения с поступками и решениями наших предшественников. Этим мы исповедуем своё единство с Церковью Новомучеников, с той Церковью, которая отказалась от всякого компромисса с безбожной властью, с сатаной. Этот путь и именно этот, даёт нам надежду устоять в наше время апостасии. Безусловно, обращение к опыту и преданиям иных православных церквей бывает нужным и полезным и может служить коррективом в недоуменных или сложных вопросах. Но предание и традиции исторической РПЦЗ никак не могут быть для нас просто одним из многих возможных выборов. Если мы считаем себя Русской Православной Церковью, мы живём, развиваемся, воспитываемся духовно в рамках определённой церковной традиции, с конкретным преданием. Это не вопрос вкуса или выбора.
 Бережное отношение к нашему церковному преданию никак не значит, что мы чрезмерно идеализируем или безоговорочно принимаем все решения и деяния РПЦЗ или даже дореволюционной русской Церкви. Всем нам известны печальные страницы из истории Русской Церкви: раскол и гонения на старообрядцев, неканоничность синодального управления, устроенного Имп. Петром I-м и т.п. Безусловно, и в РПЦЗ совершались ошибки и принимались неудачные и ошибочные решения. Всем нам известно, что с течением времени в РПЦЗ вошли новые люди, не понявшие и не принявшие то предание и тот дух, которые нам так дороги. Известно, что именно это и привело к падению РПЦЗ. Но разбирая наше прошлое мы должны не столько задаваться вопросом «Что было неправильно? Каковы были тенденции и решения, которые привели РПЦЗ к отпадению от истины?» (как предлагают авторы «Ответа»), сколько мы должны спрашивать: «А что было правильно? От чего мы отступили, в чём мы не вняли голосу наших предков, какие тенденции и решения отделяют нас от подлинного духа РПЦЗ?»
 «Ответ» нас призывает проверять «постановления Синода исторической РПЦЗ, указы её первоиерархов, заявления её архиереев, мнения её богословов, … её богослужебную традицию» «преданием Церкви», «…её догматами, преданием, канонами и соборными решениями, которые принимались как обязательные правила всей полнотой… Церкви на протяжении её истории». Но кто из нас дерзнёт взять на себя ответственность за такую «проверку»? Кто из нас имеет должное богословское образование: догматическое, церковно-каноническое, историческое и литургическое, чтобы вынести суд о деяниях и историческом пути РПЦЗ? И кто из нас обладает тем духовным опытом и духовной мудростью, которые позволят беспристрастно вынести справедливый суд? Не подобает ли нам, вместо суда и «проверки», смиренно преклониться перед подвигами наших предшественников, благоговейно и с благодарностью чтить их память и, по словам свят. Филарета, «держать, что имеем», а суд предоставить Господу?

                 Вопрос о благодати в Московской Патриархии

        Автор или авторы «Ответа» свой документ составили, исходя из того, что все вопросы и недоумения Омско-Сибирского духовенства сводятся к несогласию с позицией нашей Церкви по отношению к МП, что им непременно нужно признание благодатности тайнств МП. Действительно, Омское духовенство несколько раз касалось этого вопроса, и в их переписке встречались неудачные высказывания и ошибочные мнения по этому поводу. Часто о наличии благодати пытаются судить исключительно по личному церковному или духовному опыту, и память о собственных эмоциональных переживаниях или о моментах духовного пробуждения во время пребывания в МП приводится как неопровержимое свидетельство о полноценности церковной жизни в МП и о наличии благодати в её таинствах и священнодействиях. Такие свидетельства скорее говорят о неверной трактовке сути благодати в строго богословском понимании этого слова, о недостатке богословского образования и церковного сознания, чем о закоренелости в ереси или злонамеренном искажении учения Церкви.  Лучший ответ на такие высказывания – терпеливо пояснять, учить и просвещать. Но в «Ответе» мы видим иное. Больше, чем сам смысл заявления, смущает его тон — резкий, непримиримый, может быть, даже дерзкий: «…сергиане «отступники от веры» и потому безблагодатны», «…как Патриарх Тихон назвал «живую церковь» «учреждением антихриста» и объявил живоцерковников «лишенными благодати Божией, пребывающей только в Церкви Христовой, так и МП были применимы эти определения…», «…В 1943 году Сталин заключил пакт с мит. Сергием…многие…считают эту дату окончательным отпадением МП от благодати…», «Мы отвергаем богохульную идею о том, что «церковь», заключившая соглашение с сатаной, может иметь благодать Святого Духа.» Эти резкие оценки никак не соответствуют тщательно продуманным и осторожным выражениям, использованным в другом документе РИПЦ — «Определении Освященного Собора о вероисповедных и экклезиологических основаниях Русской Истинно-Православной Церкви». В этом нашем  соборно принятом вероиповедническом документе достаточно категорично сказано о сергианстве, экуменизме и МП: «…Исповедуя, что Церковь спасает человека, а не человек спасает Церковь, мы отвергаем исповедуемое МП сергианство… как особую форму апостасии и экклезиологической ереси…, сергианство — это внутренняя готовность православного христианина на компромисс с богоборчеством, … на компромисс с ложью, с любым злом… Мы единодушны со Св. Новомучениками и Исповедниками Российскими и Отцами-Исповедниками Катакомбными, а также с выдающимися святителями и пастырями Зарубежной Церкви в том, что сергианство—это ересь, а рожденная от него МП—«новообновленческий раскол»… Участие МП в экуменическом движении является… соборно утвержденным в 1961 года на архиерейском соборе МП курсом церкви. Вступив во «Всемирный совет церквей», МП определила себя.. как еретическое сообщество, подпавшее под анафему Св. Пат. Тихона и Всероссийского Собора на коммунистов и всех их сотрудников и под анафему Собора РПЦЗ…Под соборную анафему на ересь экуменизма с 1983 года подпадают и все иерархи и клирики официальных Поместных Церквей, исповедующие евхаристическое единство, но при этом соучаствующие во всеереси экуменизма, принятии нового стиля, модернизма, в построении нового мирового порядка. А посему ни с кем из них РИПЦ не может иметь евхаристического общения и единства, и, следуя святоотеческому учению, определяет, что официальное мировое православие отпало от Церкви Христовой, и его таинства недейственны ко спасению. Этим мы исповедуем свидетельство церковного предания о том, что благодать Св. Духа спасительно действует только в Истинной Церкви Христовой… МП, как учили Св. Новомученики  Российские, не является Истинной Церковью Христовой, и ее таинства не могут быть действенными ко спасению.» И вместо того, чтобы указывать даты окончательного отпадения от благодати, наше соборно принятое вероисповедание в совсем ином духе завершает объяснение нашей позиции смиренным признанием и словами надежды: «…Однако этим мы не восхищаем Суды Божии и не заявляем дерзновенно, что Господь не в силах обратить к покаянию и спасению искреннюю душу христианскую, пребывающую в официальной церкви, а утверждаем, что спасение возможно только вхождением в Церковь Христову…» Нашу паству волнует именно возможность отступления от этого духа, исполненного смирения и кротости, который чувствуется в соборном определении нашего вероисповедания, и отказ от «царского», срединного пути церковного служения, о котором тоже сказано в вероиповедническом документе 2008 года: «…Мы отвергаем как крайне-левые, так и крайне-правые отклонения от Православия—сектанство, лже-православие и ложную мистику, фанатизм, политиканство и партийность, недоверие и вражду—эти нехристианские качества, столь рапространенные в современной церковной среде. Все они вызваны, по слову Апостола, бушующей в страстях «ревностью не по разуму», но ложно выдаются за «исповедничество» и «ревность о чистоте православия…»
Всем нам известны многие категоричные, крайне резкие высказывания как Новомучеников так и Зарубежных отцов, в том числе и первоиерархов, о еретической сути МП, о её безблагодатности. Никто от них не отказывается, они запечатлены мученической кровью. Но всем нам также известно, что РПЦЗ крайне редко использовала эти определения и суждения в официальных посланиях и обращениях или в полемике с представителями других юрисдикций, предпочитая говорить о границах Церкви, отстаивать святоотеческое учение о ересях и расколах, опираясь больше на исповедание неповрежденного Православия, чем на осуждение компромиссов и уступок. Вспомним «Скорбные послания» свят. Филарета или его переписку с Предстоятелем Американской Православной Церкви. Как вежливо, при всей искренности, выражался вл. Филарет, с какой кротостью и смирением он отстаивал Истину и указывал на неправоту пути мирового официального Православия. Вместо того, чтобы безоговорочно объявлять об окончательном отпадении от Церкви кого-либо, не  более уместно ли нам внять предосторежениям близкого друга свят. Филарета, мудрейшего Архиеп. Нафанаила (Львова): «…Резкость осуждения отделившихся от нас группировок, объявление о том, что их благодать—не благодать, что их таинства—не таинства, а «пища демонов», никогда не были полезны, раздувая враждебность, и становясь часто препятствием при попытках той или иной группировки или части группировки вернуться на правый путь. Господь не дал нам конкретных данных, чтобы судить: совершилось ли то или иное таинство или не совершилось. Одно мы знаем, веруем и исповедуем, что в нашей непорочной, святой и правой Церкви и во всех Церквях, имеющих с Ней общение, Таинства благодатию Божией воистину совершаются, и причащаясь, мы воистину причащаемся Тела и Крови Христовых. Относительно же отделившихся от нас мы не знаем и не можем знать, совершаются у них Святые Таинства или не совершаются… Относительно же позиций отколовшихся группировок мы судить можем. Господь нам дал для этого разум и совесть, и мы знаем, что их позиции неверны, неправы. Будем же держаться того, что открыл нам Господь, и не будем пытаться проникнуть в тайны, которые от нас сокрыты. Нас должна очень пугать возможность ошибиться и впасть в страшное кощунство, возможность назвать «пищей демонов» подлинные Тело и Кровь Христовы…» В похожем духе выразился и Ново-Священномученик Мит. Кирилл Казанский, предостерегая против возможно преждевременного осуждения сергиан: «Предъявляя к ним (сергианам) укоризну в непротивлении и, следовательно, в принадлежности к ереси, мы рискуем лишить их психологической возможности воссоединения с нами и навсегда потерять их для Православия. Ведь сознаться в принадлежности к ереси много труднее, чем признать неправильность своих восприятий от внешнего устроения церковной жизни…»
Посколько мне известно, омские клирики и сочувстующие им не отрицают соборно принятое исповедание веры РИПЦ. Не достаточно ли этого признания с их стороны для начала примирения с ними, для попытки восстановить церковное единство? Если же наш Синод действительно считает необходимым принятие более чёткого вероисповеднического документа, который выражал бы более определенный и категоричный подход к МП и включал гласное признание безблагодатности и окончательного отпадения МП, то это надо сделать церковным путём, а не просто административным. Следует сперва тщательно подготовить к этому духовенство и паству, объяснить необходимость такого шага, разъяснить всем подлинное Православное богословское учение о благодати, о путях домостроительства Божиего по отношению ненаходящихся в спасительной ограде Церкви, и соборно принять новый документ. Иной путь неизбежно вызовет смущение и разделение.

                 Борьба внутри РПЦЗ

       Больше всего в «Ответе» меня смутил пересказ о «борьбе» за Истинное Православие внутри РПЦЗ, во главе которой стоял свят. Филарет, а его больше всего поддерживал бостонский Преображенский м-рь и его последователи. Я не знаю, какими источниками пользовались авторы «Ответа», но на мой взгляд, всё представлено весьма предвзято и однобоко. Действительно, на Всезарубежном Соборе 1974 года бурно обсуждалось отношение РПЦЗ к МП и к мировому Православию, и возникший конфликт можно считать началом разделения в РПЦЗ, что в конечном итоге привело часть РПЦЗ к соединению с МП. На мой взгляд, более важную роль в формировании этого разделения сыграло диссидентское движение в СССР, которому Запад предавал большое значение. Высказывания таких авторитетных личностей как А.И. Солженицын, о полном уничтожении или исчезновении Катакомбной Церкви, сыграли более существенную негативную роль, чем личность или взгляды Архиеп. Антония (Бартошевича) Женевского. В РПЦЗ стали прислушиваться к мнению невоцерковленных диссидентов, не знавших историю Русской Церкви, не знакомых с православной экклезиологией, и к духовенству, увлеченному диссидентами, нежели чем к голосу свят. Филарета и его единомышленникам. Стало ослабевать и угасать церковное сознание паствы РПЦЗ, внешние изменения в СССР воспринимались как признаки подлинного духовного пробуждения. «Бостонцы» и Парижская миссия РПЦЗ действительно протестовали против случаев сослужений с экуменистами и новостильниками, против новшеств и проявлений модернизма в РПЦЗ, но, как выяснилось впоследствии, многие случаи комментировались с сильным преувеличением, потому что «Бостонцы» и Парижская миссия в этой критике одновременно преследовали свои собственные, отнюдь не православные и не духовные цели. Под видом исповедничества они старались избежать следствия и церковного суда, а под видом подвижничества и проповеди особого духовного пути для избранных распространяли сектанскую идеологию и скрывали грехопадения и разврат своего вождя. Я лично знаю многих представителей бостонской группы и Парижской франкоязычной миссии, и я имела возможность в своё время познакомиться с очень многими документами, касающимися этой печальной главы истории РПЦЗ. И для меня категорически неприемлемо восхваление этого движения как некоего исповедничества, как подлинной защиты Истинного Православия. Не вдаваясь в подробности, можно судить о бостонских и парижских ревнителей по-евангельски, т.е. по плодам. После ухода из РПЦЗ Бостонский монастырь еще несколько раз убегал от следствия и суда, обвиняя своё церковноначалие в ереси, каждый раз теряя последователей. Впоследствии сам монастырь раскололся, на почве в очередной раз возникших обвинений в моральных извращениях и в связи с принятием руководством монастыря имябожнического учения. Парижская миссия тоже почти полностью распалась из-за аморального поведения первоиерарха. Недавно опубликованные воспоминания одного члена миссии открывают совсем другую сторону его духовного руководства и духовного опыта и приводят к серьёзным сомнениям в добросовестности архимандрита Амвросия (Фронтиер). Можно благодарить Бога, что эти люди ушли из РПЦЗ до открытия приходов в России, что РПЦЗ никак не способствовала распространению их ложной духовности в России. При этом я никак не сомневаюсь в искренности намерений о. Виктора Мелехова, и в том, что он в 1987 году поверил «бостонцам» и последовал их примеру, оставив РПЦЗ по вероисповедническим убеждениям, но считать это исповедничеством, достойным похвалы, никак не могу. Я помню, что несмотря на прещения и лишения сана бостонских и парижских клириков в РПЦЗ, покаявшихся и желающих вернуться принимали в сущем сане, считая это возможным в связи с тем, что прещения были возложены на отошедших клириков задолго после их ухода из РПЦЗ. Так же поступил мит. Виталий в 2001 году.
Далее в «Ответе» речь идёт об отставке еп. Григория (Граббе) с Вашингтонской кафедры и с поста секретаря Синода, и есть намёк на то, что мит. Виталий это сделал под давлением «промосковской» части епископата РПЦЗ. Совершенно не упоминается, что эта отставка была главным образом связана с упорной защитой вл. Григорием своего сына, Архим. Антония, многолетнего начальника духовной миссии РПЦЗ в Иерусалиме. О. Антоний обвинялся в расточении средств миссии, в присвоении имущества миссии, в аморальных связях и во многом другом. Вл. Григорий много лет, пользуясь полным доверием свят. Филарета, всячески выгораживал и защищал о. Антония, препятствуя следствию и постоянно оспаривая все поступки и решения коммиссии. Это дело сильно подорвало авторитет вл. Григория, и несмотря на несправедливость отставки, вл. Григорий во многом сам дал повод. В результате отставки, дела Синодальной канцелярии действительно расстроились, и Синод РПЦЗ лишился опытного специалиста по церковному праву, но не нужно представлять это дело лишь как результат «козней промосковской партии». Прокомментировав отставку вл. Григория, «Ответ» продолжает неуважительно и несправедливо говорить о мит. Виталии, обвиняя его в продвижении «промосковской партии» и в колебании между строгостью и попустительством по отношению к мировому Православию и к МП. Такие «колебания» имели место, но они скорее были результатом небросовестного использования старости и болезней пожилого Митрополита его окружением, чем колебанием в вере и убеждениях. Как ни печальны были некоторые моменты первоиераршества Мит. Виталия, при нём было и много строго православного, много светлого и радостного: прославление преп. Оптинских Старцев и свят. Иоанна Шанхайского, открытие его нетленных мощей, открытие приходов в России, мужественное противостояние МП на Св. Земле, открытие новых духовных миссий и монастырей и многое другое. Если выборочно представлять историю РПЦЗ как цепь практически неизбежных падений, мы действительно ставим под вопрос полноценность, каноничность и даже православие нашей собственной Церкви, так как именно при Мит. Виталии РПЦЗ стала открыто действовать в России и обустраивать церковнную жизнь на (если согласиться с подходом «Ответа») ущербной и не полностью Православной основе. Недостойно с нашей стороны бросать малейшую тень на старца-Митрополита, столько сделавшего для возрождения Истинного Православия в России, и для сохранения духовного наследия РПЦЗ.
О Киприанизме

       «Ответ» в очередной раз возвращается к теме «киприанизма», о котором я писала в других статьях и заметках. Мне непонятно постоянное возвращение к этому вопросу и обвинение омских клириков и сочувствующих в ереси. Насколько мне известно, никто из них не исповедует киприанизм, все они пришли к заключению, что это учение—неправильное и пагубное, и если не все, то большинство признали, что экклезиология исторической РПЦЗ не было киприанистской и что вступление в общение с Синодом Противостоящих в 1994 году было ошибкой. Выражались просьбы о дальнейшем, более глубоком богословском изучении этого вопроса, и так как некоторых смущает провозглашение это учение ересью, просили отложить окончательное решение по этому вопросу до Собора.

       В заключении «Ответа» от имени наших Архиереев сказано, что они «изменят своему призванию и апостольской благодати, если громогласно, во всеуслышание не осудят всё, что угрожает вере паствы.» Я дерзну прибавить, что они призваны не только осуждать, но и созидать, просвещать, и окормлять. Покорнейше прошу обратить внимание на указанные мной смущающие места в «Ответе» Синода, исправить их и удалить смущение и разделение среди нашей паствы.

мон. Евфросиния (Молчанова), благочинная Леснинского м-ря
Провемон, июнь 2016г.

Воспоминания леснинской монахини Иоанны (Анастасии Литвиненко) о иеросхимонахе Никодиме (иеромонахе Назарии), прославленном РИПЦ в сонме исповедников и подвижников Катакомбной Церкви в 2008 году

Иеромонах Назарий (в миру Нестор Конюхов) родился в 1888 году в селе Луговка Богодуховского уезда Харьковской губернии (ныне Сумской области), в крестьянской семье. Отца его звали Стефаном, мать Меланьей, а деда по отцу — Ефимом.

С дедушкой Ефимом был такой случай. Он поехал в Писаревку к мастеру за киотом для иконы Спасителя. Получив от мастера киот с иконой, он зашёл с друзьями в шинок. Там они выпили водки, и оказалось, что не хватает денег, чтобы за неё расплатиться. Дедушка не раздумывая дал в залог за водку икону. Тут же его начало бить: он потерял сознание, изо рта пошла пена — напало беснование. Друзья его испугались, на руках снесли его в повозку и отвезли в село. Сын Стефан перепугался, тут же пошёл в Писаревку, заплатил за водку и забрал икону. Дедушка сразу пришёл в себя, упал перед большой иконой Пресвятыя Троицы и стал просить прощения у Господа за такой великий грех. Он так сильно плакал, что, по словам Батюшки о. Назария, возле него была лужа слез. Три дня он плакал, не поднимался. Он потом говорил: «Я встаю, поворачиваюсь, хочу идти, а бесы кричат: Наш! Наш!» Так они не давали ему три дня отойти от иконы. Без сна, без еды стоял и плакал. Когда пришёл в себя, у него появилась мысль оставить мирскую жизнь, все дела, пойти в Киев, поклониться святым местам и поступить в какой-нибудь монастырь. Так он провёл целый год — желая и не решаясь уйти в Киев.

В то время был в Киеве прозорливый старец, отец Иона, строитель Свято-Троицкого монастыря на Зверинице (впоследствии схиархимандрит Петр, скончался 9 января 1909 года 107 лет от роду). Когда Ефим наконец собрался и прибыл в Киев, ему показали, как пройти к затворнику Ионе, и подсказали, как к нему обратиться. Ефим так и сделал — подходит к его двери и говорит: «Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе Боже наш, помилуй нас!» А затворник отвечает: «Аминь, чадо Евфимие, заходи!» И говорит: «Я тебя уже целый год ожидаю. Заходи и расскажи, что с тобой было.» Дедушка всё и рассказал, а когда закончил, попросил: «Батюшка, благословите остаться в обители, чтоб спасти свою душу.» Но отец Иона не согласился: «Нет тебе благословения идти в монастырь. Поезжай домой, наставь на путь спасения всю свою семью. И чтоб в вашей семье не было никогда ничего спиртного!» Дедушка вернулся, стал вести благочестивую жизнь и наставлял на верный путь своих детей и внуков. Бывало, когда проходит по селу, слышит вслед: «Святой, святой идёт!»

Ещё Батюшка рассказывал, что в их семье было множество икон и святынь. Ещё до его рождения дом сгорел, святыни вынести не успели, и все видели, как к небу от горящего дома поднялся радужный столп, играющий всеми красками. Горело всё село, но нигде ничего подобного не было, и все решили, что это благодать от горящих святынь поднялась к небу в этом сияющем столпе. Вот в такой семье родился будущий иеромонах отец Назарий.

Батюшка рассказывал, что он родился мертвым, и мать слезно молилась, просила, чтобы ожил, и обещала отдать ребёнка на службу Богу. В раннем детстве у него было видение или сон: ему показали людей ранних веков христианства, которые были степенны и благочестивы, потом людей средних веков, уже более оживлённых, а затем людей последних веков — они страшно кричали, суетились и куда-то бежали, как сумасшедшие. Батюшка говорил, что это были движущиеся картины на стене, вроде кино. Он испугался и стал звать маму. Она прибежала и успокоила его.

Ещё Батюшка рассказывал такой случай, который произошёл, когда ему было лет десять-двенадцать. За огородом у них была речка. И вот пошёл он на речку удить рыбу.

Сижу, — говорит, — с удочкой, и вдруг из воды поднялся дракон. Страшный! Вода так и течёт с него! Я испугался, бросил удочку, прибежал домой, кричу: «Ой, мама, мама! Страшный мне зверь показался!» Мама успокаивает: «Ничего, деточка, ничего, это бес страшный. Откуда зверь в малой речке?» Потом взрослые пошли к реке посмотреть — удочка лежит на земле и нигде ничего нет.

Когда Нестор стал подрастать, стала его увлекать улица — гулянки. Сначала он чувствовал себя на них, как чужой, не танцевал, не пел, а потом ему стало интересно. Раз-два сходил, и после третьего уже стало тянуть на гулянку: кто-то на гармошке играет, а девушки и парни поют и пляшут. Вот как-то под Успение Божией Матери (а это был у них храмовый праздник) поехал он с братом на озеро ловить рыбу. Рыбачили они сетью и задержались на озере. Едут обратно, а Нестор думает: «Что ж это мы задержались? Улица-то, поди, уже разошлась» (то есть молодёжь с гулянки разошлась по домам). И вот, в ответ на эти думы, случилось небесное видение. Батюшка рассказывал:

Брат правил лошадью, а я сидел спиной к лошади, прислонившись к задку телеги и горевал, что улица уже разошлась. И вдруг слышу над собой голос: «Куда ты, беззакониче, направляешь стопы своя — на беззаконный путь? Вспомни, что сегодня сама Царица Небесе и земли восходит от земли на Небо!» И мне так страшно-страшно стало. «Вспомни, Кому ты с детства обещал служить!» И прямо перед моими глазами на тёмном небе стали писаться огненными письменами мои грехи:»Уличные забавы… смехотворство… песни…» Я так испугался, что у меня волосы дыбом встали, шапка поднялась. А потом я ощутил в устах моих сладость, как бы сладкое что-то вложили мне в рот. Я сразу стал просить брата: «Быстрей! Быстрей погоняй!» Приехали в село и как раз пробило двенадцать часов ночи. Я побежал к отцу и стал его тормошить: «Папа, папаша, быстрей пошли в церковь!» Отец говорит: «Да ещё рано!» Но я упрашивал его. Упросил, пошли. А сторож церковь не хотел открывать… С тех пор я больше на улицу не стал ходить, стал больше молиться Богу, и только одно у меня желание было — поскорей уйти в монастырь.»

это время жил в Суздале, в Спасо-Ефимовском монастыре, старец Стефан. В этот монастырь он был сослан из Харьковский губернии, как в заключение, по клеветническому навету. Харьковский архиепископ Арсений не разобрался в клевете, подробно не испытал его дело. А дело было такое. Старец Стефан подвизался на Афоне и был послан оттуда в город Богодухов Харьковской губернии устроить там женскую обитель. Настоятельницей обители была выкрещенная немка. Подкупили одну гулящую, она привела в обитель дитя и объявила, что отец ребёнка старец Стефан. Он не оправдывался, а сказал: «Согрешил, простите!» Был суд, и отца Стефана сослали в Суздаль, в Спасо-Ефимовский монастырь. Везли его в открытом вагоне, и одна благочестивая женщина увидела над его головой сияние и сказала: «Кого же они осудили?» В монастыре он жил в одной келье с осуждённым священником, и они всё время только молились — так и докладывали о них в Синод. В эти времена посетил Суздаль Царь-мученик Николай II, но до кельи старца его не допустили, приписав о. Стефану какую-то ересь. Старец говорил потом: «Жаль, что Государь не зашёл ко мне.» За такое великое терпение Господь наградил старца даром прозорливости, и он мог что-то важное сказать Государю.

К старцу Стефану ездило много людей. Поехал к нему за советом и отец Батюшки, Стефан Ефимович. Когда он беседовал со старцем, тот трижды его спросил: «А кто у тебя средний сын?» (У Батюшки было два брата, один старше его, другой моложе). Отец молчал, не зная, что ответить. И тогда старец говорит: «А, это монах Нестор! Но он должен сначала послужить Царю земному, а потом Небесному.»

Нестору шёл уже восемнадцатый год, и он стал просить у отца и матери благословения уйти в монастырь. Но Господь судил ему сначала попасть в Суздаль. Он шёл по дорожке в Спасо-Ефимовском монастыре и мечтал: «Вот бы спросить у старца благословения поступить в монастырь!» В это время наперез ему по другой дорожке шёл старец. «Поравнялся со мной, — рассказывал Батюшка, — и трижды сказал: Бог благословит!   Бог благословит! Бог благословит!» Когда после этой встречи Батюшка вошёл в приёмную отца Стефана, он увидел там встретившегося ему на дорожке старца и спросил у бывших с ним: «Кто это?» А ему говорят: «Это старец Стефан.» «Теперь уже я ничего не буду спрашивать, он меня уже благословил,»- подумал Батюшка. К старцу приступали с вопросами, житейскими и духовными, как это бывает при старческих беседах, а Батюшка ничего не спрашивал — он уже получил благословение.

И вот уже такое у меня было стремление послужить Господу, — вспоминал Батюшка, — что больше я ждать не мог. Стал просить родителей отпустить меня в монастырь. Встали отец и мать ночью, помолились слезно, благословили меня, и пошёл я. Вышел в три часа, среди ночи, не мог больше ждать. Младший брат проводил до околицы. Только вышел я за село, как стало солнышко подниматься.

Через некоторое настиг Нестор двух старушек и старика. «Куда идёте?» — «На Киев» — «Ну, и я с вами».  Двенадцать дней шли они до Киева, ночуя в сёлах.

По дороге было ему испытание или искушение. На подходах к Киеву, у Дарницы, как я себе представляю по его описанию, им встретилась часовня. О. Назарий рассказывал:

Зашли мы в ту часовню, там два монаха записывают имена о здравии и о упокоении, кто хочет поминать своих родственников. Ну, эти старушки подошли, записали, подошёл и я. Записал, а монахи говорят: «Давай три рубля!» Я испугался, говорю: «Простите меня, братцы, у меня нету денег!» Они как озлобились на меня, как стали кричать, сумку мою выхватили. Попутчики мои испугались, выбежали из часовни. Я расплакался. Ну, сельский парень, испугался — монахи напали на меня! Говорю им: «Ну, напишите меньше имён!» Я уже потом понял, что это было мне вражье искушение. Хотел враг меня настроить против монашества, чтобы стремление к монастырю во мне угасить. Один другому кричит: «Бей его, босоту!» Бросили мою сумку. Я сумку схватил, вышел из часовни, догнал своих попутчиков, и пошли мы дальше.

Пришли мы в Киево-Печерскую Лавру, и тут я уже с осторожностью стал ко всем подходить. Людей везде много, и тоже записывают на поминание. Подхожу я и сразу спрашиваю: «Батюшка, а как вы записываете, сколько денег надо?» А писчик-монах говорит: «Детка, у нас тут тысячи народа, у кого, может, копеечки нету — кто сколько может, столько даёт. У нас общая молитва за всех идёт. Кто хочет, записывает». Тут уже я ободрился.

Нестору не понравилось в Киево-Печерской Лавре: много народу, шумно. Не по душе ему была эта суматоха, а хотелось попасть в какую-нибудь пустынную обитель. Нашёл он себе товарища в Лавре, пришли они с ним в гостиницу и устроились ночевать. В спальне были двух- или трёхъярусные койки. Лежат они друг против друга и беседуют. И тут Батюшка видит, что между койками идёт какая-то женщина в чёрном. Когда она поравнялась с их койками, Батюшка почему-то сразу сел на постели: заметил, что она хочет ему что-то сказать. Она повернулась к нему и в самом деле говорит: «Чадо! Ты желаешь поступить в пустынную обитель. Завтра отстоишь божественную службу, я к тебе подойду и направлю, куда надо». Выслушал он это, посмотрел на товарища, а тот будто не замечает — никакого внимания на неё не обратил и продолжает прерванный разговор.

Утром отстояли они службу, а после литургии вышли из собора во двор Лавры, и тут опять подходит к Батюшке эта женщина в монашеском одеянии, благообразного вида, и говорит: «Пойдём, я тебе укажу, куда тебе надо идти». Вывела она их за город, указала дорогу, сказала, через какие сёла надо пройти, и говорит:

Через двенадцать вёрст будут монастырские ворота. Войдёшь в них и пойдёшь к обители. Навстречу тебе будет идти старец с посохом в руке — это игумен. Подойди к нему, сделай земной поклон и скажи: «Отче! Благослови и прими меня в свою обитель!» Ты там нужен, и тебя возьмут.

После этих слов Батюшка спросил женщину, кто она и откуда: «Скажите, ради Христа, как Ваше святое имя и откуда Вы?» — «Имя моё Пелагия, я из обители на Востоке». Батюшка поблагодарил женщину и хотел что-то ещё спросить, но она исчезла, и он не понял, куда она пошла. Ему показалось странным, что товарищ его и на этот раз как будто ничего не замечал, будто даже и не видел и не слышал ничего.

Прошли Нестор с товарищем около двенадцати вёрст и пришли к обители, которая называлась «Церковщина», скит «Церковщина». В обители недавно построили храм во имя Рождества Пресвятыя Богородицы и шли внутренние работы — надо было делать иконостас. А Батюшка был столяр, плотник. Когда они вошли в ворота, товарищ его, Иван, сразу отделился и пошёл к строителям, а Батюшка пошёл по дорожке. Там он увидел старца с посохом, подошёл к нему, поклонился в ноги, как ему велела преп. Пелагия, и говорит: «Батюшка, благословите меня и примите в вашу обитель!» — «А какое у тебя ремесло?» — спрашивает тот. — «Я столяр-плотник». — «Нам таких и надо, — отвечал игумен , — отдохни с дороги, а завтра выходи на послушание».

Батюшка пошёл в гостиницу, где его накормили и дали келлию для отдыха, и со следующего дня он стал работать на отделке иконостаса.

Послушание в этой обители Батюшка нёс до военного призыва. Когда ему исполнилось двадцать лет, его вызвали в родной уезд, а оттуда направили на военную службу. Служил он в Москве, в гренадерском полку. Прослужил он два года, и началась Первая мировая война. Батюшке пришлось воевать на фронте. Когда войскам зачитывали Манифест об отречении Царя Николая II от престола, Батюшка увидел, как затмилось солнце, и подумал: «Всё, пропала Россия!»

Армию вскоре распустили, Нестор ненадолго заехал к родным, а потом вернулся в свою обитель. Там, в «Церковщине», он принял рясофор, а потом и монашество с именем Назария. Его рукоположили в иеродиакона, а затем в иеромонаха. В иеромонаха его рукополагал будущий новосвященномученик Сергий, епископ Нарвский и Ладожский (Дружинин).

В монастыре было двести человек братии. На храмовый праздник Рождества Пресвятыя Богородицы из окрестных сел и городов приходило множество народа. Батюшка рассказывал об одном чуде, которое произошло в монастыре:

Однажды на храмовый праздник пришло много народу, и повар, зная, что каши немного и на всех не хватит, очень беспокоился. Но раздавая кашу, он вдруг заметил, что каша в котле растёт, как на дрожжах: «Я набираю, а она растёт, как тесто!» Так и накормили всех паломников.

Другое чудо было такое. Монастырь посылал в Москву овощи со своих огородов. Однажды под Успение Божией Матери на железнодорожной станции приготовили пустой вагон для помидоров. Настоятель не хотел платить за простой вагона и отправил братию на станцию с возами помидоров. В монастыре шла всенощная, а часть братии грузила в вагон помидоры. Когда этот вагон пришёл в Москву и его открыли, в нём оказалась одна гниль. Пришлось платить и неустойку, и деньги за очистку вагона. Но кроме этого монастырь понёс и другие убытки — в обители начался падёж скота: погибли кони, а за ними и волы. Вот тогда настоятель опомнился и устроил благодарственный молебен Божией Матери — благодарили за то, что Владычица наказала только падежом скота, а сама братия не пострадала.

Когда большевики стали уничтожать храмы и монастыри, братия задумали устроить в обители сельскохозяйственную артель, в надежде сохранить её от уничтожения. Настоятель собрал всех, чтобы решить вопрос об этой уступке властям — о регистрации артели, но Батюшка запротестовал. Он встал и сказал: «Этого допустить нельзя!» Настоятель подошёл к нему, взял за плечи, повёл к дверям и сказал: «Иди и не смущай братию». Батюшке стало обидно, он повернулся к ним и говорит: «Вы меня сейчас гоните, а придёт время, когда и вас выгонят». И пошёл он прочь из монастыря. Сначала отправился к знакомым в Киеве, а потом вернулся на родину, в Харьковскую губернию.

Когда митрополит Сергий выступил со своей Декларацией 1927 года, народ стал разделять священников на «писаных» и «неписаных», то есть подписавших и не подписавших Декларацию Сергия. Кто-то оклеветал о. Назария, объявив его «писаным» — приехал в батюшкины края и объявил: «Отец Назарий подписал сергиевскую Декларацию и отрекся от Бога!» Слух этот прошёл, когда Батюшка ещё был в обители, а когда приехал в село, на него стали коситься, поверив обвинению.

з-за этого обвинения произошёл такой случай. В одном селе верующие собрались, чтобы отметить какой-то церковный праздник. Среди собравшихся был Батюшка и один известный в этих краях блаженный Василий Краснокутский (из города Красный Кут). Когда Батюшка пришёл в этот дом, блаженный стал ходить по комнатам, заглядывая во все углы и приговаривая: «Куда он делся? Ищите, ищите! Идите туда! Идите сюда!» Батюшка подумал: «Это так меня, наверное, в монастыре ищут». За обедом блаженный Василий взял большую луковицу, обмакнул её в солонку и дал Батюшке: «На, ешь!» Батюшка повиновался, хотя луковица была горькая и солёная. «Ну, съел, — вспоминал, — куда же мне деваться? Надо было есть!» Потом, когда пили чай, этот блаженный взял свой стакан с чаем и стал бросать в него один за другим кусочки сахара из сахарницы — столько, что чай переливался через край. Протянул стакан Батюшке — «Пей!» Батюшка выпил. Он рассудил это как пророчество: земная жизнь его будет очень горька, зато ожидает сладость в будущей жизни.

Приходившие в этот дом поначалу испытывали сомнения на Батюшкин счёт и не хотели подходить к нему под благословение, но блаженный Василий восстановил справедливость. Он говорил, указывая на Батюшку: «Сначала к священнику за благословением, потом ко мне!»

Пожив некоторое время у родственников, Батюшка поехал в монастырь за своими вещами и книгами, которые оставались в обители. Там братия рассказали ему, что искали его по всем монастырям. Батюшка взял свои книги и уехал к родственникам в Винницкую область.

Там, в Винницкой области, во время празднования Пасхи, на собравшихся христиан была организована облава чекистов. Батюшку арестовали и возбудили против него дело. Следствие шло долго, его часто вызывали на допросы, обычно по ночам.

Когда следствие завершалось, следователь спросил Батюшку:

— Как ты понимаешь советскую власть?

Батюшка ответил:

— Я скажу,какая она есть — насильственная, безбожная и вероломная.

Следователь разъярился и стукнул кулаком по столу:

— Я тебя в тайгу упеку, и ты там сгниёшь!

А Батюшка перекрестился и говорит:

— Я с Господом и в тайге не сгнию, а вы без Бога и в городах погниёте.

Батюшку осудили на шесть лет и отправили в Заполярье, на Кольский полуостров, в Мурманскую область — на лесосплав. Вывезли эшелон заключённых в тайгу, выгнали из вагонов и приказали: «Стройте себе бараки и работайте!» Заключённые были из самых разных сословий. Много было священнослужителей и монашествующих, но всем насильно сбрили бороды и сняли волосы.

Некоторые заключённые сразу же отказались работать на советскую власть, Им перестали выдавать пайки, и они поумирали с голоду. Батюшка пошёл работать на лесосплав и других подбадривал.

Снятый заключёнными лес отправляли через Мурманск за границу. Кто-то из заключённых написал на бревне: «Эти стройматериалы добываются кровью». Для выразительности и сама надпись была сделана кровью. Через некоторое время приехала комиссия с Запада для проверки положения заключённых в советских концлагерях. После этого условия немного улучшились.

В лагере многие ослабели и не могли выполнять норму, за что лишались пайка. Батюшка, став бригадиром на лесоповале, приписывал всем «доходягам» в своей бригаде выполнение нормы. В бригаду явились с проверкой, чтобы обнаружить несоответствие количества спиленного леса с указанным в нарядах. Батюшка в страхе молился, чтобы Господь его покрыл. И Господь покрыл его «вину»: добытого леса оказалось даже больше, чем было указано в нарядах.

В лагере у батюшки, конечно, не было календаря, и если восресенья удавалось соблюдать, то церковные праздники часто не знали. Батюшка рассказывал:

Как-то вышла бригада на работу, а работа не идёт — всё валится из рук. Стали высчитывать дни, и оказалось, что это праздник Благовещения. Работу прекратили.

Срок у Батюшки был шесть лет, но благодаря хорошей работе, ему удалось сократить срок вдвое (по системе зачётов) и выйти на волю через три года. Это был 36-й год. Освободившись, Батюшка вернулся на родину, где жил его семейный брат Григорий. Семья брата состояла из шести человек, а сам он работал бухгалтером в колхозе. В доме была помощница по хозяйству, вдова из другого села, которое находилось в двадцати километрах. Когда о. Назарий поселился у брата, того стали попрекать, что у него живут «поп» и «батрачка». Из-за этих разговоров Григорий хотел завести себе отдельное хозяйство в другом месте, а брату-священнику оставить отцовское подворье, но о. Назарий решил иначе — переселился в западную часть села, взяв с собой ослепшую от трахомы сестру-девственницу Марину и ту самую вдову, Христину Миронову. Там они устроили хозяйство, и скоро к ним пришла односельчанка Христины Мария Феодоровна, бывшая клиросная певчая.

О. Назарию служить в церкви было нельзя, потому что и по выходе из ссылки он продолжал не признавать митрополита Сергия. Чтобы иметь средства для жизни, он организовал бригаду плотников, и они ходили работать по найму.

Когда началась Вторая мировая война, и территорию, где жил о. Назарий, оккупировали немцы, он устроил церковь в посёлке В-Писаревка, в здании, где раньше была аптека, и стал там служить. Но открылся второй фронт, немцы стали отступать, и Батюшка пошёл с ними за границу, опасаясь, что большевики опять посадят его в тюрьму. Вместе с ним пошли и некоторые его духовные чада, и среди них Мария Феодоровна. Победа советских войск и США настигла их в восточной части Германии, откуда беженцев из СССР насильственно репатриировали, в том числе и о. Назария и Марию Феодоровну. Сталин заключал беженцев в тюрьмы и лагеря, и для Батюшки неминуемо было заключение за «предательство Родины» и за богослужения во время немецкой оккупации. Стараясь избежать ареста, он стал скрываться по родственникам, и эта подпольная жизнь продолжалась до 1967 года, когда милиция наконец «настигла» Батюшку, о котором злые люди много раз сообщали, что он скрывается дома и тайно служит.

В начале своих скитаний, в 1945-1950 годах, Батюшка служить не мог, потому что вынужден был всё время переходить из одного места в другое, от одних родственников и знакомых — к другим. Но в 1953 году Батюшка сделал себе в родном селе маленькую обитель, «скиток», как он любил называть. Это был земельный участок в сорок соток, который Батюшка огородил хворостяным заборчиком (тын) и насадил вокруг него вербы и тополя. Под огородом был «пруд» — запруда из старой речки. На участке был маленький домик, в котором Батюшка сделал и молельню — служил в спаленке по ночам под воскресенье и великие праздники.

В начале 1950-х годов скончался архимандрит Климент (в схиме Антоний), бывший наместник Киево-Печерской Лавры, и к о. Назарию стали приезжать катакомбные христиане, духовные чада архимандрита. О. Климент благословил их перед своей кончиной искать «православного священника иеромонаха Назария»,  не признавшего ни митрополита Сергия, ни его Декларацию. Харьковские православные тоже знали об отце Назарии, а через них и другие люди стали приезжать — много людей, которые нуждались в духовном наставлении и духовном окормлении.

Об архимандрите Клименте в Православной Руси писали, что он скончался в 1930-е годы; видимо, он ушёл из Киева в это время. Монахиня Серафима рассказывала, что о. Климент с о. Саввой имели «волчьи билеты», то есть документы, по которым никто не мог взять их к себе в дом на жительство. Один человек всё же приютил о. Климента, и он жил в сарае с коровой, где скрывались ещё и другие православные. После кончины о. Климента монахиня Мария первой приехала разыскивать «православного священника иеромонаха Назария», и с тех пор катакомбные христиане стали посещать его.

Несмотря на некоторые послабления в жизни народа в СССР после смерти Сталина, Церковь была гонима, и православные, скрываясь от чужих глаз, приезжали к о. Назарию поздно вечером. Батюшка их исповедовал и причащал ночью, а проводить их нужно было до восхода солнца. Враг старался препятствовать Батюшке и через злых людей грозил ему тюрьмой. На о. Назария писали доносы, и уполномоченные милиции несколько раз приезжали в село, разыскивая «попа», но не находили и уезжали ни с чем — Господь покрывал. Священники, отбывшие концлагеря, говорили, что этот подвиг — скрываться дома в постоянной душевной тревоге и страхе за всех живущих в доме — тяжелее, чем тюрьма.

В начале 1967 года, зимой, милиционеры пришли в «скиток» Батюшки, вошли в дом и увидели украшенного сединами старца. Полуслепой, больной, он приподнялся на постели. В это время все, кто был в доме, лежали с тяжёлым гриппом, «привезённым» с Урала односельчанами. Сестра о. Назария Марина (в монашестве Марфа) была при смерти и скончалась вскоре после прихода милиционеров. Сам Батюшка был так потрясён внезапным визитом милиции, что окончательно ослеп. Он очень страдал от ревматизма ног, катарра желудка и проктита. Ослепнув, он больше не мог служить, но добрые люди не оставили его без помощи, и он прожил у себя дома ещё восемь лет.

Скончался о. Назарий в 1975 году, в ночь с 22 на 23 января (с 4 на 5 февраля по новому стилю).  Месяцем раньше, 22 декабря 1974 года (4 января 1975 по новому стилю), скончалась Мария Феодоровна (в монашестве Мелания), а через год после них, 9/22 января 1976 года умерла и Христина Миронова (в монашестве Хиония). В бывшем «скиту» Батюшки, на краю села, посадили сосны и берёзы, и сейчас там хороший лес с грибами.

Матушка Екатерина (графиня Евгения Борисовна Ефимовская, 1850-1925), основательница Леснинской обители, выросла в благочестивой православной семье. Её отец, граф Борис Андреевич Ефимовский, женатый на княжне Хилковой, двадцать три года был Предводителем дворянства Гжатского уезда Смоленской губернии и жил попеременно в своём имении Клементьево и в Москве. Он был не только глубоко верующим человеком, но и очень любил Церковь и церковный быт и был большим знатоком богослужения и церковного устава. По большим праздникам дом Ефимовских в Москве был полон духовенства. Всю свою жизнь Евгения Борисовна не отходила от традиций своей семьи, за исключением очень краткого периода увлечения статьями Николая Гавриловича Чернышевского (1828-1889) в ранней молодости. Первоначальное образование графиня получила от англичанки, много лет прожившей в доме Ефимовских, а потом это образование было дополнено приезжавшими на дом профессорами Московского университета, где Евгения Борисовна в 1869 году сдала экзамен для получения университетского диплома по русскому языку и литературе. Она писала стихи и повести для литературных журналов, но вскоре стала изучать святоотеческие труды и писать на богословские темы. В течение жизни Матушка Екатерина создала несколько богословских работ, среди которых наиболее известен труд «О диакониссах первых веков христианства», впервые опубликованный в журнале Христианин в 1908 и 1909 годах.

В 1870-е годы семью Ефимовских постигло несчастье — разорение и тяжёлая болезнь отца в провинции, где он нашёл себе службу. Мать уехала к нему, а Евгения Борисовна осталась в Москве с младшей сестрой и поступила учительницей французского языка в Николаевский институт. После кончины отца графиня Ефимовская открыла собственную школу-пансион, где старалась применить педагогические идеи славянофилов, с которыми она в это время близко сошлась, особенно с семьёй Ивана Сергеевича Аксакова (1823-1886). Впоследствии, в одном из леснинских храмов на стене в алтаре были помещены с соответствующей надписью иконы святых покровителей Алексея Степановича Хомякова (1804-1860), Ивана Васильевича Киреевского (1806-1856), Ивана и Константина Сергеевича (1817-1860) Аксаковых.

В 1877 году графиня Ефимовская сильно обожгла ногу и была вынуждена закрыть пансион. Она долго болела, а затем уехала в Европу — сначала во Францию, где посетила Ивана Сергеевича Тургенева (1818-1883), а потом в Англию. Вернувшись из-за границы в Россию в 1880-е годы, Евгения Борисовна служила в Екатерининском Институте в Петербурге, работала в женском епархиальном училище при Великобудищском монастыре в Полтавской губернии и преподавала в православной народной школе Сергея Александровича Рачинского (1833-1902), известного славянофила, педагога и общественного деятеля. До того, как создать свою образцовую сельскую школу, Рачинский заведовал кафедрой ботаники в Московском университете и был неофициальным редактором Русского Вестника. Выйдя в отставку в 1872 году, он поселился в своём имении Татево, где занялся православной педагогической и публицистической деятельностью, пропагандируя народное образование в церковном духе. Опыт, полученный графиней Ефимовской в Татево, позднее нашёл широкое применение в леснинских школах.

Девятнадцатого октября 1885 года, по приглашению высокопреосвященнейшего Леонтия, архиепископа Холмского и Варшавского (Иван Алексеевич Лебединский, 1822-1893, с 1891 митрополит Московский), Евгения Борисовна прибыла в село Лесна Яновского уезда Седлецкой губернии, где стала настоятельницей созданной ею православной женской общины. Прежде, чем согласиться на приглашение Владыки Леонтия, графиня Ефимовская посетила оптинского иеромонаха, старца Амвросия (Александр Михайлович Гренков, 1812-1891), потому что не решалась без благословения браться за исполнение смелого замысла — создать «деятельный монастырь», то есть такой, который вёл бы широкую просветительскую деятельность, строил бы школы, больницы, приюты, где работали бы сёстры. Старец благословение дал: «Новый монастырь — по-новому и устрой». Благословение на создание общины в Лесне дал и кронштадтский протоиерей Иоанн (Иван Ильич Сергиев, 1829-1908). Роль св. прав. Иоанна Кронштадского и преп. Амвросия Оптинского в истории обители не ограничивается благословением на её создание. Преп. Амвросий Оптинский, опытный руководитель женским монашеским подвигом, составил для леснинских сестёр келейное правило. Св. прав. Иоанн Кронштадский с первых дней существования обители постоянно оказывал помощь в становлении монастыря — и духовную, и финансовую. Особенно тронула сестёр забота Батюшки, провидчески создавшего возможность приютить их в Свято-Иоанновском монастыре во время Первой мировой войны своими настойчивыми просьбами «прибавить построечек» для «лесняночек», высказанными ещё в 1902 году, задолго до войны и революции. Кроме того, Батюшка Иоанн благословил одну из своих духовных дочерей, почётную гражданку Петербурга Пелагию Ивановну Поршневу, пожертвовать землю для Леснинского подворья на набережной Чёрной речки, у Новой деревни.

В 1889 году община была официально признана первоклассным женским монастырём, получившим название Леснинского Богородицкого, а графиня Ефимовская, принявшая монашеский постриг с именем Екатерина, была назначена его игуменией. Помимо управления «деятельным монастырём», что включало руководство духовной жизнью сестёр и приютских детей, строительство храмов, школ и жилых помещений, сельскохозяйственное и промышленное производство при монастыре, а также благотворительность, образование и медицинскую помощь населению, Матушка Игумения способствовала созданию новых монастырей и писала богословские труды.

Обитель часто посещали архиереи, а также представители местных светских властей. Ежегодно на престольный праздник приезжал Владимир Карлович Саблер (1847-1929), член Государственного совета и обер-прокурор Святейшего Синода. Свят. Тихон, Патриарх Московский и Всея Руси (Василий Иванович Белавин, 1865-1925), в свою бытность ректором Холмской семинарии, по приглашению Матушки Екатерины, участвовал в богослужении в леснинских храмах, а также совершал постриг сестер в рясофор и малую схиму. В 1899 году монастырь посетил св. прав. Иоанн Кронштадтский. Обитель пользовалась исключительным вниманием и покровительством Государя и Государыни, которые дважды посетили монастырь. В память о паломничестве Царственной Семьи в Лесну в 1900 году Матушка Екатерина построила часовню в городе Бела Седлецкой губернии.

В 1907 году, по ходатайству Матушки Екатерины, которая перенесла ампутацию ноги и желала уйти на покой, игуменией была назначена казначея Нина (дочь председателя Виленского окружного суда Наталия Григорьевна Коссаковская, +1949), но обстоятельства сложились так, что монастырём пришлось управлять вдвоём.

Во время Первой мировой и Гражданской войн монастырь пережил несколько спешных эвакуаций: сначала в Петербург в 1915, затем в Бессарабию в 1917, оттуда — в Сербию в 1921: на барже по Дунаю в Белград, а затем в Хопово, где Матушка Екатерина руководила духовной жизнью сестёр, писала на богословские темы и выступала с докладами на съездах православной молодёжи. В 1923 году Хоповскую обитель неожиданно посетил король Александр I Карагеоргиевич (1888-1934), покровитель Белой русской эмиграции в Королевстве сербов, хорватов и словенцев (Окончивший в 1904 году Пажеский корпус в Санкт-Петербурге, король Александр был верховным главнокомандующим Сербской армии во время Первой мировой войны и был награждён российским императорским орденом Святого Георгия. Он был убит в Марселе в 1934 году болгарским террористом). Под колокольный звон он был торжественно встречен сестрами во главе с Матушкой Екатериной и духовенством.

В сентябре 1925 года в Хоповском монастыре проходил Общеевропейский съезд и конференция русской студенческой молодёжи, и участники съезда надолго запомнили любовь и смирение Матушки, а также её горячее участие и живой интерес ко всему происходящему на съезде. По воспоминаниям архиепископа Чикагского и Дейтройтского Серафима (Леонид Георгиевич Иванов, 1897-1987), «у многих участников конференции именно в Хопово созрело окончательно решение посвятить свою жизнь служению Церкви». Вскоре после этого съезда Матушка скончалась и была похоронена в Хопово. Отпевание состоялось 18/31 октября 1925 года.

В 1984 году ахимандрит Досифей из монастыря Гргетег, давний почитатель Матушки, добился разрешения восстановить надгробие на её могиле. Со времени поджога сербскими партизанами в 1943 году Хоповский монастырь был в запустении, и могилу Матушки пришлось искать. В поисках помогала настоятельница Хоповского монастыря с 1968 по 1987 год, игумения Мария, которая в 1923-1925 годах была хоповской послушницей, и местные жители, знавшие монастырь до разорения. Могилу нашли, обрели гроб и в нём — нетленное тело Матушки Екатерины, которое погребли заново, потому что не имели благословения на открытие мощей.

Вестник Германской епархии Русской Православной Церкви заграницей. 5 (1987): 14-15. Автор неизвестен 

Личность формируется в зависимости от тех впечатлений, которые окружают её и влияют на неё с детства. В этом отношении скончавшаяся 21 августа/ 3 сентября 1987 года игумения Магдалина (в миру Нина Павловна Граббе) может почитаться очень счастливой. Она родилась в крепкой православной семье, в которой соединялась крепкая традиция военных предков с православными русскими навыками славянофилов — А.С. Хомякова и его семьи. Нина Граббе, младшая из трёх детей графа Павла Михайловича Граббе и его супруги Анастасии Георгиевны, урождённой Демидовой, была воспитана в почитании памяти их ближайших предков — прадедов графа П.Х. Граббе и А.С. Хомякова. Граф Граббе был сподвижником Императора Николая I и героем Кавказских и других войн, генерал-адъютантом, а Хомяков — известным поэтом и богословом, своими сочинениями подготовившим расцвет подлинно православной науки в лице Митрополита Антония (Храповицкого) и его учеников. 

Ближайшее влияние на детей имели две бабушки: графиня А.А. Граббе, дочь А.С. Хомякова, и княгиня С.М. Волконская, урождённая Устинова. Первая была образцом скромности и доброты, много помогала крестьянам и лечила их гомеопатией. Вторая, тоже им много помогавшая, во время Первой мировой войны на свои средства создала санитарный отряд и большой питательный пункт на станции Волочиск. Кроме того, дети были постоянными свидетелями благотворительности их матери и её заботливого отношения к прислуге. Они росли в атмосфере подлинного жертвенного патриотизма и, по мере их роста, живых богословских интересов с готовностью служить Церкви. 

Нина была особенно близка с матерью, а после её кончины в беженском лагере на о. Лемнос в Греции, почувствовала, что на ней лежит забота об отце, тяжело переносившем своё вдовство. Рано появившаяся у неё склонность к монашеству подавлялась чувством долга перед семьёй и заботой об отце. 

Вторая мировая война застала Нину с отцом в их имении на Волыни, где жили также и две дочери брата. С наступлением советской армии, семья Граббе выехала на лошадях на Запад. Немцы не пропустили их через реку Буг, и они поехали в направлении венгерской границы, но были задержаны отрядом советских войск, и отца заключили в тюрьму в Сомборе. Семья остановилась в этом городе, и Нина Павловна носила отцу передачи в тюрьму. Впоследствии стало известно, что в заключении его не раз наказывали за то, что он становился на молитву. Его сосед по камере, еврей, впоследствии шофёр такси в Иерусалиме, с благодарностью вспоминал, как граф Граббе ободрял его в тюрьме. 

Трудности жизни в чужом городе во время войны не изменили привычек Нины Павловны, и она давала уроки своим племянницам, установив для них твёрдое расписание. Однажды было объявлено о прибытии какого-то комиссара из Москвы, который будет давать родственникам сведения о делах заключённых. Нина Павловна к нему отправилась, но скоро заметила, что вместо осведомления о деле отца её расспрашивают о ней самой. Увидев в этом опасность для себя и для детей, она дала ложный адрес и в ту же ночь уехала с детьми во Львов. Впоследствии она узнала, что, действительно, на другой день после разговора с советским комиссаром  приходили по указанному ею адресу её арестовывать. 

Вскоре Нине Павловне удалось встретиться с германским представителем, который  её разыскивал во исполнение ходатайства югославского принца Павла, и она выехала с племянницами в Германию, а затем — в Югославию, где присоединилась к семье брата в Белграде. К концу войны, когда советские войска подступали к Белграду, семья брата, управлявшего канцелярией Архиерейского Синода Русской Православной Церкви Заграницей, выехала вместе с Синодом в Германию, а Нина Павловна осталась — для исполнения своего давнего желания принять монашество (Леснинский монастырь в то время уже находился в  Белграде, будучи изгнан из Хопово коммунистическими партизанами). Опасность преследования со стороны коммунистов её не останавливала. 

Присоединившись к обители, Нина Павловна выехала вместе с ней во Францию. При постриге она получила имя Магдалины и скоро стала ближайшей помощницей новой игумении Феодоры, своей любовью привлекавшей в Леснинскую обитель многих богомольцев. Многие находили там утешение в скорбях и добрый совет в постигавших их испытаниях. По мере ослабления здоровья Матушки Феодоры этот благотворный труд всё больше переходил в руки её помощницы, а с 1977 года целиком лёг на плечи Матушки Магдалины. У неё развилась громадная переписка. Впоследствии многие отвечали на эту заботу об их душах жертвами или работой на пользу монастыря, который стал таким образом всезарубежным духовным центром, в большой мере миссионерским, чему способствовало знание Матушкой Магдалиной нескольких иностранных языков. 

Когда стало известно, что у Матушки Магдалины обнаружен общий рак и дни её сочтены, монастырский телефон был почти всё время занят звонками, часто из Америки, Канады или даже далёкой Австралии. Это были почитатели Матушки, которые спешили проявить к ней свою любовь и уважение, узнать, как она себя чувствует. В келлии у неё было столько ваз с цветами, что их приходилось выносить, чтобы ставить другие на их место. 

Матушка Магдалина прожила всю свою жизнь в заботе о других и очень многие русские люди помянут её добрым словом. Слова прокимна «блажен путь в онь же идеши днесь душе, яко уготова ти ся место упокоения» как нельзя больше подходят к почившей настоятельнице Ленинской обители, которая в её лице понесла невознаградимую утрату.

Кончина Матушки Магдалины

Вестник Германской епархии Русской Православной Церкви заграницей. 5 (1987): 11-13. Автор неизвестен. 

В конце июня игумения Магдалина, вообще всегда скрывавшая свои болезни, призналась, что больна, и скоро у неё обнаружилась большая опухоль. Волей-неволей пришлось обратиться к медицинской помощи. Врачи сразу признали необходимость операции, при которой доктора после вскрытия нашли, что рак уже настолько распространился, что уже ничего нельзя сделать. 

Больная отказалась от мероприятий, которые могли только ненадолго продлить её жизнь, и вернулась в свою обитель. Доктора считали, что кончина наступит через две-три недели мучительного существования. Бог судил иначе. Матушка Магдалина прожила ещё два месяца, не испытывая обычных при общем раке болей и до конца сохраняя духовную бодрость и ясное сознание. Перед отбытием в больницу Матушка Магдалина поговорила с каждой сестрой отдельно и передала дела управления монахине Афанасии, которую по её предложению епархиальный архиерей Архиепископ Женевский и Западно-Европейский Антоний назначил благочинной монастыря. 

По возвращении из больницы, игумению Магдалину начали посещать привыкшие к её помощи друзья обители. Она готова была по прежнему своему обычаю приниматьв всех, и ухаживающим за ней сестрам иногда трудно было ограждать её от переутомления — силы болящей стали падать с развитием болезни. 

Матушка была очень ободрена прибытием к её одру мироточивой Иверской Иконы Божией Матери. Установился порядок, при котором после Литургии Икону переносили в келлию болящей и пели Акафист. Так было почти до самой кончины. 

Второго сентября слабость стала особенно заметна, и Акафиста у одра болящей не пели. Всё было приготовлено на случай её кончины. В два часа ночи стало ясно, что болящая отходит. Дыхание стало тяжёлым. Вызвали Епископа Григория. Когда он кончил читать отходную, Игумения Магдалина на мгновение подняла голову, открыла глаза, как бы оглядывая окружающих, и закрыла их навеки. Кончина была воистину такою, как Церковь просит у Бога для своих чад: «безболезненная, непостыдная, мирная». 

Очень скоро бездыханное тело было по Уставу приготовлено к погребению и облачено в монашеское одеяние, после чего был совершён молитвенный чин по исходе души. У тела усопшей  было установлено непрерывное чтение Псалтири, которое продолжалось до отпевания. 

Воскресная проповедь Епископа Григория была посвящена памяти усопшей. В день погребения Литургию служил Архиепископ Женевский и Западно-Европейский Антоний в сослужении Епископа Берлинского и Германского Марка и Епископа Григория при двенадцати священниках и шести диаконах. Непосредственно после Литургии был совершён умилительный чин монашеского отпевания. 

Весть о кончине Игумении Магдалины успела широко распространиться среди почитателей покойной Матушки, так что монастырский храм скоро наполнился богомольцами, прибывшими на её погребение. В своей проповеди Владыка Антоний высказал обители своё участие в её тяжёлой утрате и сказал, что он тоже оплакивает кончину Матушки. Он также объявил, что настоятельство в Леснинском монастыре он возложил на монахиню Афанасию. Далее Владыка говорил о том, какой большой потерей кончина Игумении Магдалины является для всей Западно-Европейской епархии и для него лично. 

По окончании чина отпевания совершалось прощание с телом покойной Игумении, а несколько позднее, после трапезы, все вновь собрались в храме. По совершении литии гроб был вынесен к месту погребения у стены храма, рядом с могилой предшественницы Игумении Магдалины — Схиигумении Феодоры.

Православная Русь. 2 (1977): 5. Автор неизвестен.

Схиигумения Феодора, в миру княгиня Нина Николаевна Львова, родилась в Хабаровске 29 марта 1893 года, в семье Николая Тумковского, бывшего в то время Правителем Канцелярии Сибирского Края. Вскоре семья переселилась в Киевскую губернию, и Нина Николаевна окончила высшие женские курсы в Киеве. В 1914 году она пошла на фронт сестрой милосердия. Во время гражданской войны она вышла замуж за князя Константина Львова и участвовала вместе с ним в походе Белой Армии. Через восемь месяцев после свадьбы князь Львов скончался от сыпного тифа. Нина Николаевна покинула Россию вместе с Белой Армией.

Девятого марта 1928 года, по благословению Митрополита Антония, Нина Николаевна поступила в Леснинский монастырь, находившийся тогда в Хопове, в Хорватской части Югославии, где со временем приняла постриг с именем Феодоры. Монахиня Феодора заведывала детским приютом в Хопове и привела его в цветущее состояние. Дети были здоровы и счастливы, и за время её управления ни один ребёнок не умер. В разных странах света есть теперь люди, с любовью и благодарностью вспоминающие о своём пребывании в Хоповском приюте.

Обладая прекрасным слухом и голосом, монахиня Феодора пела и читала в церкви, а также несла наряду с другими монахинями все послушания. Ещё до своего поступления в монастырь и впоследствии, как монахиня, м. Феодора пользовалась наставлениями Владыки Митрополита Антония, а также Мильковского игумена Архимандрита Амвросия и была присной дочерью Афонского Архимандрита Кирика, бывшего духовником сербского духовенства. Он и постриг её в схиму.

После объявления независимости Хорватии во время немецкой войны, монастырь претерпел много опасностей и скорбей. Так как тогдашняя Игумения Нина была уже очень престарелая и больная, неутомимая и энергичная м. Феодора постепенно стала главной поддержкой сестёр.

Ещё большие заботы, как моральные, так и материальные, легли на неё, когда монастырь был сожжён коммунистами и сёстры перевезены в Белград, где они жили в самых тяжёлых условиях во время немецкой оккупации и впоследствии, при установлении коммунистического режима  в Югославии.

Одиннадцатого марта 1949 года скончалась Игумения Нина, и м. Феодора стала настоятельницей и потом Игуменией Леснинского монастыря. 10 августа 1950 года монахини покинули Югославию и переселились во Францию, где они и сейчас находятся.

Сама настоящая монахиня в полном смысле этого слова, строгая к себе и милосердная и справедливая к другим, Игумения Феодора поддержала в своей обители, как под большевиками, так и в свободной Франции, все самые лучшие традиции русского монастыря: ежедневные службы и молитвы и труд сестёр, радушие к многочисленным богомольцам и посильную помощь бедным и скорбящим. Все сёстры, как старые, так и новопоступившие, питали горячую любовь к своей Игумении, почитали её и вполне ей во всём доверяли.

Во время своей долгой и тяжёлой болезни Игумения Феодора была примером кротости  и терпения как для всех сестёр, так и для богомольцев. Она часто причащалась. Несмотря на усилия докторов и сестёр, которые за ней ухаживали, болезнь всё ухудшалась и вечером 21 декабря 1976 года Игумения Феодора отошла в другой мир, причастившись утром, окружённая сёстрами. Хотя сердца всех были полны глубокой скорби, все чувствовали, что она уже созрела для Царства Небесного и будет молитвенницей за свой монастырь. Отпевание совершил Архиепископ Антоний Западно-Европейский, в сослужении всего Парижского духовенства. Настоятельницей Владыка назначил её духовную дочь и помощницу монахиню Магдалину (Граббе).